Мироходец

Абби Линн

Не обращая внимания на предсмертные хрипы, Ксанча подобрала оружие и направилась к самому высокому строению в центре деревни. По пути она то и дело прислушивалась, не звенит ли где цепь Ратипа, но округу оглашали только стоны раненых и треск пожаров.

Еще двое вооруженных мужчин показались сквозь клубы черного дыма и стали окружать Ксанчу, подавая друг другу какие-то непонятные знаки. На этот раз девушка не стала раздумывать. Раскаленная монета попала только в одного человека, но и этого оказалось достаточно. Его товарищ развернулся и побежал. Ксанча не стала его преследовать. В конце концов, это была война Ратипа.

Где-то три раза прозвучал горн, из нескольких дворов появились одетые в доспехи, хорошо вооруженные люди и, построившись в шеренгу, строем вышли из деревни. Ксанча проводила их недоуменным взглядом. Для религиозных фанатиков шратты были слишком дисциплинированны, даже лучше, чем любая армия. Страшное подозрение заставило Ксанчу втянуть носом воздух, но, кроме дыма и запаха свежей крови, она ничего не почувствовала.

– Ра-тип! – позвала она. – Сын Мидеа, где ты?!

В дверном проеме соседнего амбара появился старик. Покосившись на ее окровавленный меч, он поднял вилы и проговорил дрожащим, но решительным голосом:

– Здесь нет человека с таким именем.

«Уж лучше бы был, – пронеслось в голове Ксанчи. – Неужели он сбежал?!»

Следом за стариком вышли еще двое: женщина, раненная в руку, и малыш, вцепившийся в ее юбку.

– Кто ты? – вскинул вилы крестьянин.

– Меня зовут Ксанча. Мы с Ратом оказались поблизости. – Она отбросила меч в грязь. – Он увидел, что крыши горят…

Деревня пылала, но выжившие крестьяне не спешили тушить огонь. В подобных селениях обычно имелся только один колодец, а дома, большей частью, строились из камня, и после пожара их можно было восстановить.

Старик покачал головой. Вряд ли он поверил словам Ксанчи, но видел, как она отбросила оружие в сторону. Мужчина что-то крикнул, и из амбара появились еще несколько перепуганных селян. Рата среди них не было.

Ксанча продолжила свой путь. Пришло время отыскать Ратипа и двигаться дальше.

Открытую дверь белоснежного храма в центре деревни подпирал труп мужчины. После всего, что она увидела в Эфуан Пинкаре, ее вовсе не удивило, что храм стал склепом. Внутри она насчитала еще десяток мертвецов. Все с руками, связанными за спиной, и перерезанным горлом. У самого алтаря Ксанча увидела Ратипа. В оцепенении юноша смотрел прямо перед собой.

– Нам пора.

Он не шелохнулся. В прозрачном сумраке храма его обнаженный меч поблескивал чем-то темным. Ратип никогда прежде не держал в руках оружия, а сегодня, по всей видимости, впервые убил человека. Напряжение было слишком велико. Ксанча осторожно коснулась его плеча.

– Рат. Ратип… – позвала девушка и, подняв глаза, увидела на стене начертанные кровью слова. – Что здесь написано? – спросила она, пытаясь говорить как можно мягче.

– Тот, кто оскверняет веру шраттов, очистится в собственной крови. Да благословит великий Авохир деяния наши.

Ксанча дотронулась до его запястья, и окровавленный меч легко скользнул из его ладони.

– Если бог и существует, – произнес он тихо, – то не убийцы говорят за него.

Она попыталась увлечь Рата к дверям, но он отстранил ее. «Оказывается, смертные люди, – подумалось Ксанче, – те, кто рождается и стареет, видят смерть так, как не может ее увидеть ни один фирексийский тритон».

– Ты же знал, что здесь шратты, Рат. И должен был догадаться, что ты увидишь.

– Нет.

– Я побывала в других деревнях по дороге в Медран, и не ты первый рассказал мне о шраттах. Это их рук дело.

– Это – нет! – Юноша поежился, словно от холода.

– В любом случае нам пора уходить. – Ксанча снова попыталась взять его за руку.

Внезапно Рат замахнулся и ударил бы ее, если бы она вовремя не отскочила в сторону. На мокром от слез лице юноши читалось безумие.

– Хорошо. Поговори со мной, расскажи, почему это сделали не шратты, – смягчилась девушка.

– Смотри. – Рат указал на труп, одиноко лежащий между алтарем и исписанной стеной. Живот мужчины был вспорот, внутренности лежали в пыли, но на теле виднелось еще много других ран, как будто убийца уступил своему слепому гневу, снова и снова вонзая в уже мертвое тело свое оружие. Ксанча поняла, чья кровь обагрила клинок Ратипа.

– Он не шратт!

– Откуда ты знаешь?

– Посмотри на его руки! – волновался Рат.

Девушка дотронулась носком ботинка до руки мертвеца, показавшейся ей совершенно обыкновенной.

– Не вижу ничего необычного.

– Шратты считают себя мстителями Авохира. Они татуируют на руках строки из Священного Писания.

– Может, это новичок?

Рат покачал головой и продолжал:

– Дело не только в руках. Он чисто выбрит, а шратты никогда не бреют бород.

Ксанча порылась в своей памяти. С тех пор как она прибыла в Эфуан Пинкар, чисто выбритых мужчин она встречала лишь в Медране, и это были краснополосые. Еще с несколькими она сражалась сегодня в деревне.

– Так это не шратты? Переодетые в шраттов краснополосые?

Ксанча знала, что среди краснополосых есть фирексийцы, и в голове у нее давно крутился вопрос: «Неужели они затеяли эту войну, чтобы захватить столь отдаленный уголок Доминарии?» И вдруг испугалась, вспомнив Джикса, его зеленую искру и приказ проникать в другие миры. Может, они выследили ее?

– Я видел, как шратты вырезали целую семью. Я видел, как они вспороли живот моему дяде, сказав, что он пролил собачью кровь на их Книгу. Но они не убивают в храмах. Я знаю шраттов, Ксанча, и этот человек не из них.

– Ты сказал, что ушел, когда эти фанатики явились в твою деревню, – ответила девушка спокойно, – и ничего не видел. Это могли быть и краснополосые.

– Вполне, – легко согласился Рат. – Но я видел, как шратты убивали моего дядю. Да и зачем это краснополосым? Никто, кроме шраттов, не воюет за шраттов. – Рат помолчал, а затем продолжил: – Куда бы ни приходила моя семья, люди везде ненавидели их. Мы все молились Авохиру, чтобы из города прислали краснополосых воинов, способных защитить нас.