Мироходец
Шрифт:
– Нужно всегда знать, чего просишь. Но в любом случае все это выглядит так, будто краснополосые делают за шраттов грязную работу и не оставляют свидетелей.
Рат и сам пришел к такому выводу.
– И если это так, то здесь еще не все кончено. Они вернутся. И если мы их не убьем, то умрем сами.
– Есть кое-что похуже, Рат. Нас могли видеть и рассказать обо всем шраттам.
Она убила разбойника, который видел их в шаре. Лучник тоже теперь никому ничего не расскажет, равно как и воин в кожаных доспехах…
– Нам надо идти, – поразмыслив, сделала вывод Ксанча.
– Но ведь погибнут люди.
– Не больше, чем если бы мы вообще не приходили сюда.
– Их кровь будет на наших руках. У тебя, похоже, нет совести. Я никуда не уйду.
– Оставаться нет смысла.
– Когда краснополосые вернутся, мы убьем их, а потом уйдем.
Ксанча покачала головой.
– Эта деревня обречена. Один сбежал и предупредит остальных.
Рат взволнованно расхаживал по храму.
– Да, обречена. Поэтому ты переправишь этих людей в другие деревни, где они расскажут правду. К тому времени, когда вернутся краснополосые, деревня будет пуста.
– Ты серьезно?
Он не шутил, а у Ксанчи имелась совесть.
С Ратипа наконец-то сняли ненавистную цепь, а девушка двое суток прочесывала окрестности в поисках сбежавшего воина, но безрезультатно. Затем три дня хоронили убитых, потом еще пять дней ушло на то, чтобы переправить выживших селян в другие деревни, где они рассказывали о шраттах и краснополосых. На десятое утро все было кончено, и путешествие возобновилось.
Глава 8
Ксанча уверенно вела шар сквозь ночную темноту. Слабый лунный свет едва озарял землю, нежно серебря вершины горного хребта на юге, за которым находилась маленькая хижина с двумя комнатами и кроватью, где девушка намеревалась провести остаток ночи.
Рат не вымолвил ни слова с тех пор, как на небе загорелась первая звезда, и Ксанча надеялась, что он заснул. Скорее всего, он спал, когда внезапным порывом ветра шар бросило вниз, прямо на черное зеркало горного озера. Ксанча выругала себя за оплошность, но было уже поздно: она, Ратип и все пожитки оказались в холодной воде. Путешественникам повезло. Шар лопнул у самого берега, и, прежде чем девушка уперлась ногами в вязкое, илистое дно, Рат уже вытаскивал на песок тюки и корзины. Придя в себя через несколько мгновений, Ксанча услышала раздраженный голос Ратипа.
– На ночь мы могли бы делать остановки, – поставив на берег корзину с едой, произнес он.
– Мы почти добрались. – Ксанча справилась с отяжелевшим от воды плащом и выбралась наконец на сушу.
– Ты говорила это еще днем. – Юноша уселся на песок и принялся снимать мокрые ботинки.
– До дома рукой подать, – не сдавалась Ксанча.
Рат что-то недовольно буркнул и натянул капюшон.
– Холодно…
Ксанча искоса взглянула на своего попутчика. В тусклом свете луны он был похож на огромного нахохлившегося ворона. Черный плащ мокрыми складками облепил его спину, только капюшон остался сухим.
Чтобы раздобыть этот плащ и новый наряд для Рата, Ксанче пришлось пошарить в брошенных домах, и, взломав пару сундуков, она наконец нашла то, что искала. Конечно, крестьянская одежда не походила на ту, которую мог бы носить Мишра, но Ратип был искренне благодарен и за это. Юноша привел себя в порядок быстрее, чем ожидала Ксанча. Еще первым утром в деревне, пока девушка разговаривала с селянами, Рат попросил одну из женщин подстричь ему волосы и одолжил бритву, а потом целый день плескался в небольшом деревенском пруду.
Ксанча застала его за этим занятием, когда вернулась из соседней деревни.
– Не надо было беспокоить селян, – крикнула она, стоя на шатких мостках, – я дала бы тебе свой нож.
Он обернулся, порозовевший и сияющий. Особенно выделялся бритый подбородок.
– Когда ты подрастешь, то поймешь, что нельзя подстригаться самому. – Широко улыбаясь, юноша провел ладонью по поверхности воды, и в Ксанчу полетели брызги.
Девушка хотела сказать, что она старше, но Ратип уже выходил из пруда и ей пришлось отвернуться, чтобы дать ему одеться.
Вымытый, подстриженный, в новой одежде будущий Мишра показался Ксанче довольно привлекательным, по крайней мере он соответствовал ее представлениям о человеческой красоте. И хотя Рат пока еще не был похож ни на одного героя «Войн древних времен», в лице его читалось некое благородство, а походка становилась все более важной и гордой.
Синяки бледнели с каждым днем, раны на шее, запястьях и щиколотках быстро затягивались. Постепенно он входил в роль Мишры: милого, страстного, непредсказуемого и опасного.
Девушка осторожно дотронулась до плеча Ратипа.
– Не беспокойся, мы будем дома уже сегодня.
Тот отмахнулся, капюшон упал, и Ксанча увидела его красивое лицо, освещенное лунным светом.
– Сегодня, завтра – какая разница!
– Урза ждет. Меня не было целый месяц. Так надолго я еще никогда не отлучалась.
– Ты можешь вообще не вернуться, если будешь так спешить. Даже твой Урза наверняка отдыхает в пути.
Рат не знал Урзу, бессмертного и неутомимого, считавшего и Ксанчу такой же.
– Мы почти добрались. Я не устала и не собираюсь отдыхать.
Сказав это, девушка зевнула, прочитала заклинание, и, прежде чем Ратип успел ответить, шар поймал новый поток ветра и путешественников швырнуло друг на друга.
– По-моему, ты делаешь что-то не так.
– Откуда тебе знать! – огрызнулась Ксанча и откинула руку так далеко, что ударила Рата по колену.
Юноша оттолкнул ее.
– Опусти шар!
– Не спорь со мной.
– А я и не собираюсь с тобой спорить. Ты везешь меня к Урзе, спешишь, уверенная, что в войне с фирексийцами нельзя медлить… Но это глупо, Ксанча! Так же глупо, как покупать первого же попавшегося раба только потому, что он похож на какого-то там героя древних сказаний. А впрочем, делай как знаешь, я ничем не могу тебе помочь с этой летающей штукой.