Мирт. Истина короля
Шрифт:
— То, что вы, Габриэль Мирт, во всеуслышание заявили, что вашей паровой машиной — гордостью нашего клуба! — на главной выставке страны будет управлять женщина! В юбке!
Мистер Мирт пожал плечами.
— Она, скорее всего, наденет брюки — так удобнее справляться с рычагами в кабине.
Лицо лорда Дарроу приобрело тот оттенок красноты, который наводил на мысль о проблемах с внутричерепным давлением и сложностью восприятия какой-либо точки зрения, отличной от его собственной.
— Кроме того, — не дав ему возразить, продолжил мистер Мирт, — паровая машина — это моя личная гордость. Не клуба. Если уж
— Почему? — глядя из-под тяжелых кустистых бровей, спросил мистер Томпсон, заядлый курильщик, азартный игрок и изобретатель всевозможных маленьких механизмов, полезных в хозяйстве.
Вот и сейчас он настороженно пыхтел своей паровой трубкой в ожидании ответа.
Мистер Мирт вздохнул.
— Э-ко-нит, — по слогам произнес он и прошел в глубь зала.
Давление со стороны лорда Дарроу начало изрядно ему досаждать.
В клубном зале стояла сдвинутая к стене высокая деревянная кафедра — с нее члены клуба манифестировали свои изобретения, авансировали патенты и просто пользовались возможностью произнести речь перед коллегами. Мистер Мирт сам некоторое время назад стоял здесь, с огнем в глазах рассказывая о паровой машине и о том будущем, которое она несет для всего человечества.
Сейчас же он оперся плечом о деревянный корпус и снова вздохнул, обведя собравшихся усталым взглядом.
Зря он надеялся, что величина его достижений заставит других мужчин отречься от шовинистских взглядов и сосредоточиться на том, что на самом деле имеет важность.
— Эконит, — повторил он. — Неужели вы забыли, господа? О нашей ошибке. О нашей слабости, из-за которой величайший ученый был упечен в бедлам и сгинул там со стигмой безумца?
— Вы о старине Гилдерое? — спросил лорд Дарроу.
— Да, — спокойно ответил мистер Мирт, встретив его суровый взгляд. — Именно о нем. Мисс Амелия Эконит — его дочь.
— И вы так спокойно об этом говорите?
— Позвольте, а как же еще мне об этом говорить? — спросил мистер Мирт. — Разве мистер Гилдерой Эконит не был величайшим ученым нашего времени?
— Он был безумцем, — прогудел мистер Томпсон.
Мистер Мирт посмотрел на него с жалостью.
— Ну, милый мой мистер Томпсон, вы не можете столь наивно полагать, что каждый, кого заключили в бедлам, действительно сошел с ума — в отличие от тех, кто столь рьяно поддерживал это решение!
— Но факт остается фактом, — сказал лорд Дарроу. — Мистер Эконит потерял свое влияние в научном сообществе в тот миг, когда его признали сумасшедшим!
— Что за речи, — поморщился мистер Мирт, терпение которого начало подходить к концу. — Уж вы-то должны понимать, какого уровня исследованиями он занимался! Вам же известно, что в основе чертежей моей паровой машины лежат его наработки. Нельзя просто взять и отменить все достоинства Гилдероя Эконита, да еще и вставая при этом на сторону вечно осуждающей, вечно прожорливой толпы!
— Вы считаете, что я ошибаюсь? — нехорошо сощурившись, спросил лорд Дарроу.
— О да, я так считаю! — пылко ответил мистер Мирт и одним прыжком взлетел на кафедру. — Вы ошибаетесь, признав Гилдероя безумцем, не вступившись за него, — и точно так же ошибаетесь, осуждая мое решение взять его дочь управлять моей машиной. Послушайте же! Я провел множество бесед с кандидатами на эту почетную —
— Они и не должны понимать! — возразил молодой голос из толпы.
Виконт Оливер. Как свойственно юности, все принимает на свой счет и считает себя умнее всех собравшихся в клубе сразу. Без протекции своего влиятельного дядюшки, не последнего члена Парламента, он не стал бы членом клуба — и лорд Дарроу не единожды высказывал досаду относительно присутствия этого человека. Но сейчас он, казалось, впервые готов согласиться с ним — просто из принципа.
— О нет, должны! — вцепившись в кафедру побелевшими пальцами, воскликнул мистер Мирт. — В том и был смысл! Да если бы мне нужен был человек, умеющий держать колесо да вертеть шестеренки — нужен ли был мне этот публичный смотр? Нет! Я бы взял первого попавшегося кебмена, который довез бы меня до дому без лишней тряски. Мне был нужен партнер. Союзник. Я искал его — искал понимание в глазах всех этих мужчин. И только в глазах Амелии я увидел его. Еще до того, как узнал, чья она дочь. Но, когда узнал всю правду, я не сомневался ни единой минуты. Амелия Эконит — тот символ, который пройдет вместе с паровой машиной весь свой будущий торжествующий путь: от первой короткой дороги до дворца Цикламенов до сети железных дорог, обвивающей Бриттские острова!
Он замолчал, и в наступившей тишине отчетливо стало слышно, как мистер Томпсон подкручивает колесико на своей паровой трубке.
— Вы плохой игрок, мистер Мирт, — наконец тяжело произнес лорд Дарроу. — Вы сделали не ту ставку.
Мистер Габриэль Мирт ворвался в дом, хлопнув дверью.
Стоящий у дверей Поуп зашевелился, перевалился на передние лапы, раскинув широкие крылья, и сочувственно спросил:
— Злой?
— Еще как, — ответил мистер Мирт, на ходу стягивая перчатки.
Цилиндр и шейный платок полетели на стол в прихожей следом за ними. Сверху упал сюртук. Мистер Мирт сбросил ботинки и босиком прошел по деревянному полу в свой кабинет.
Только упав в глубокое кресло, он позволил себе выдохнуть.
Поуп, закономерно рассудив, что с брошенными в коридоре вещами ничего не случится за несколько часов, направился следом. Его тяжелые каменные шаги гулко отражались от высоких стен старинного особняка.
— Чаю, пожалуйста! — пробормотал мистер Мирт, глядя в стену перед собой. — С молоком и сахаром.
Поуп кивнул и ушел за дверь.
Мистер Мирт прикрыл глаза и вновь открыл их только тогда, когда услышал шаги возвращающегося каменного великана.
У него был Поуп, и этого было достаточно, чтобы злость покинула сердце, так и не вырвавшись на свободу. Любовь и преданность древнего существа значили для Габриэля Мирта гораздо больше осуждения узколобых и близоруких господ. Понимание Поупа дарило ему ясность в том, что путь он выбрал правильный и должен следовать ему, не оглядываясь ни на что.