Мирт. Истина короля
Шрифт:
Если честно, не очень понимаю, когда он успевает спать. Я стараюсь приезжать к нему как можно чаще — чтобы проверить, что он в порядке, хоть и выдаю это за визиты исключительно заинтресованности в паровой машине. Только я да Поуп — его дворецкий — как-то заставляем его отрываться от чертежей или вылезать из мастерской. Знаешь, я не видела более увлеченного человека, чем он. Это подкупает и заставляет сердце биться чаще. Вот бы я сама так увлеклась чем-то! Но я на это не способна. Мне остается лишь радоваться, что я стала частью чего-то великого, неоспоримо
Что обидно: у дома мистера Мирта меня время от времени поджидают озлобленные кебмены — не иначе, как те, у которых я «отобрала» это место, если ты слышал все эти сплетни, очаровав Габриэля своими щиколотками. Они ничего мне не делают, но от их взглядов и изредка долетающих оскорблений мне становится не по себе…
Глава 9 Воскресный завтрак
— Стало быть, Габриэль Мирт, дорогая моя? Не худший выбор для юной девицы на выданье, — старые лучистые глаза мистера Леннормана смеялись.
И делали они это столь заразительно, что мисс Амелии ничего не оставалось кроме как засмеяться в ответ.
— В твоем исполнении это звучит чудовищно пошло, дядюшка. Даже не думала, что ты способен опуститься до такого!
— До чего «такого»? — мистер Леннорман изобразил непонимание. — Каким бы заботливым дядюшкой я был, если бы не интересовался будущим своей племянницы?
— Полно, тебе прекрасно известно, на каких фронтах сражается твоя племянница — и это не войны невест! — Мисс Амелия поднесла ко рту ложечку крем-брюле и с наслаждением прикрыла глаза.
Из всех родственников только дядюшка Джеффри и потакал ее любви к сладкому, неизменно выбирая для завтраков исключительно лучшие кондитерские Лунденбурха. Сегодня к изысканному крем-брюле с сахарной корочкой прилагались воздушные печенья, хрусткие меренги и торт с заварным кремом.
Все было настолько красиво, насколько вкусно — и мисс Амелия с трудом отрывалась от завтрака даже ради перепалок.
Отдавая должное Джеффри Леннорману — он прекрасно это понимал и не торопил племянницу, позволяя насладиться моментом.
— Милая, — мягко сказал он. — Твой дядюшка все понимает, но вот могут ли остальные оценить всю силу твоей борьбы за женские права… Здесь меня терзают сомнения. Как минимум потому, что я вижу твоих родственников куда чаще, чем ты сама.
— Они убеждены, что у женщин уже есть все права. И то, что я делаю, не нужно, — обиженно проговорила мисс Амелия, отрываясь на миг от пирожных.
— Конечно. Их картина мира — суровое и тяжелое полотно классицизма, висящее в центре Лунденбурхского музея истории искусств и символизирующее собой что-то громоздкое и неутолимое. Ты же пытаешься быть одним из этих новомодных художников, подражающих гениям эпохи Возрождения богов, ты легкое дыхание ветра над стоялой водой. Ты пытаешься отнять у них эту картину, которой они привыкли любоваться изо дня в день, из года в год, но взамен предлагаешь легкий набросок на обратной стороне стихотворения мертвой поэтессы.
—
— Порой, дорогая моя, мне кажется, что только Король фаэ и выдержит твой ангельский нрав, — усмехнулся мистер Леннорман, с нежностью глядя на племянницу.
По его мнению, такое сочетание острого ума, не менее острого языка и железных принципов способно принести в жизни только горе и несчастье.
— Дядюшка, вы ведь не просто так пригласили меня на завтрак? — прозорливо улыбнулась Амелия краешками губ.
Иногда мистеру Леннорману хотелось, чтобы она была наивной прелестной дурочкой, лишенной способности видеть людей насквозь и того честолюбия, которым прокляли ее при рождении. Но Амелия тогда не была бы Амелией, верно? Он усмехнулся нахлынувшим мыслям и, прокашлявшись, проговорил:
— И даже не скрываю этого, милая. Весь Лунденбурх судачит о том, как ты без сопровождения навещаешь холостого молодого джентльмена и позволяешь втянуть себя в сомнительную авантюру.
— Когда мне было дело до слухов на приемах в гостиных, дядюшка?
— У тебя все еще есть семья, — он постарался смягчить голос, чтобы не задеть ее ранимое сердце. — У тебя есть матушка, которая, в отличие от тебя, считает приемы и гостиные необходимой частью своего существования. Ты могла бы быть… подобрее к ней. Ей и так тяжело приходится, с тех пор как…
— Если бы матушка свое упрямство направляла в правильное русло… — мисс Амелия хотела продолжить, но прикусила язык, явно не желая втягивать его в старый спор.
Он был за это благодарен, но все равно намерен был продолжать — если этот разговор не состоится сейчас, кто знает, какими средствами ему придется защищать племянницу в будущем?
Дядюшка любил ее, но матушка была его сестрой, его единственной кровной родней и его вечной ношей во благо семейного достояния. Поэтому он никогда не мог сделать сложный выбор между ними.
Мисс Амелия знала это и в глубине души давно смирилась с текущим положением дел, но иногда ее охватывали гнев и разочарование. Так случилось и сейчас.
— Дядюшка Джеффри, — выпалила она. — Я же от тебя ничего не скрыла. Более того — Габриэль не собирается ничего скрывать. Я слышала его споры с мистером Черчем. Он настаивает, чтобы папино имя было выведено рядом с его именем. И в выставочных описаниях, и… он патент тоже хочет оформить на двоих!
— Если все так, как ты говоришь, то твой Габриэль сущий безумец.
Мисс Амелия вздрогнула.
— Он не безумец. И папа не был.
Дядюшка прикрыл глаза и откинулся в кресле.
Стало слышно, как бьются о берег тихие волны Тамессы. Ее резкий запах стал особенно ощутим.