Миры Айзека Азимова. Книга 3
Шрифт:
Прежде чем сесть, Бейли достал пульсометр и тщательно проверил изоляцию стен, вслушиваясь в легкое гудение прибора. Малейшее изменение в звучании пульсометра означало бы нарушение изоляционной оболочки. Затем он направил прибор на потолок, пол и — с особой тщательностью — на дверь. Повреждения изоляции не было.
Доктор Джерриджел слегка улыбнулся. Он производил впечатление человека, никогда не улыбающегося больше, чем слегка. Одет он был с такой аккуратностью, что можно было с уверенностью сказать; на этот счет у него определенно имелся пунктик. Его седые волосы были
— Все это выглядит довольно устрашающе, — сказал он Бейли.
— Дело очень важное, доктор. Мне нужна такая информация о роботах, которую, возможно, можете дать только вы. Разумеется, все, о чем мы будем говорить здесь, совершенно секретно, и власти Нью-Йорка надеются, что, покинув это помещение, вы обо всем забудете.
Бейли взглянул на свои часы. Полуулыбка сразу слетела с лица роботехника.
— Позвольте мне объяснить, почему я опоздал. — Допущенная им непунктуальность явно не давала ему покоя. — Я решил не лететь на самолете. Я подвержен воздушной болезни.
— Очень жаль, — сказал Бейли. Он убрал пульсометр, предварительно убедившись в его исправности, и сел.
— Или, вернее, не воздушной болезни, просто меня охватывает нервозность. Легкая агорафобия. Ничего особенного, но все-таки. Поэтому я добирался на экспрессах.
Внезапно Бейли почувствовал острый интерес:
— Агорафобия?
— В моих устах это прозвучало серьезнее, чем есть на самом деле, — поспешно сказал роботехник. — Это просто чувство, которое появляется только в самолете. Вы когда-нибудь летали самолетами, мистер Бейли?
— Несколько раз.
— Значит, вы должны знать, о чем я говорю. Это ощущение того, что тебя окружает пустота, что ты отделен от нее металлической обшивкой всего лишь в дюйм толщиной. Очень неприятное чувство.
— Итак, вы ехали на экспрессе?
— Да.
— Весь путь от Вашингтона до Нью-Йорка?
— О, я проделывал этот путь и раньше. С тех пор как построили туннель Балтимора — Филадельфия, это не составляет труда.
Так оно и было. Сам Бейли никогда не ездил таким образом, но прекрасно знал, что в принципе это возможно. За последние два столетия Вашингтон, Балтимора, Филадельфия и Нью-Йорк так разрослись, что почти соприкасались друг с другом. Эту часть побережья часто полуофициально называли Районом Четырех Городов, и среди их жителей было немало тех, кто выступал за их административное объединение и образование одного Супергорода. Сам Бейли эту идею не поддерживал. Один громадный Нью-Йорк и то уже с трудом поддавался централизованному управлению. Чуть более крупный Город с населением свыше пятидесяти миллионов сломался бы под тяжестью собственного веса.
— Вся беда в том, — продолжал доктор Джерриджел, — что я не успел сделать пересадку в секторе Честер, в Филадельфии, и из-за этого потерял время. А потом еще пришлось ждать, пока мне выдадут временный ордер на комнату. В общем, все это кончилось
— Не беспокойтесь об этом, доктор. Все, что вы рассказали, весьма интересно. Учитывая вашу неприязнь к самолетам, что бы вы сказали по поводу прогулки пешком за пределы Города?
— С какой целью? — спросил он с удивлением и тревогой.
— Это всего лишь риторический вопрос. Я не предлагаю вам совершить это в действительности. Мне хотелось бы знать, какое впечатление произведет на вас сама эта идея.
— Крайне неприятное.
— Предположим, вы должны были бы выйти из Города ночью и преодолеть пешком с полмили или больше по открытому пространству.
— Думаю, я… я вряд ли поддался бы на уговоры.
— Как бы ни была велика необходимость?
— Если бы от этого зависела моя жизнь или жизни моих близких, я мог бы попытаться… — Он смутился. — Могу я узнать цель этих вопросов, мистер Бейли?
— Я объясню. Было совершено серьезное преступление, убийство, которое вызывает глубокое беспокойство. Я не имею права посвящать вас в детали. Однако существует предположение, что убийца, для того чтобы совершить преступление, сделал как раз то, о чем мы сейчас говорили: ночью в одиночку пересек открытое пространство. Мне хотелось бы знать, что за человек мог пойти на это.
— Лично я таких не знаю, — пожал плечами доктор Джерриджел. — То, что не я, так это точно. Конечно, среди миллионов людей нашлось бы, я думаю, несколько безумцев.
— Но вы не сказали бы, что подобный поступок для человека в порядке вещей?
— Конечно, нет.
— Иначе говоря, если есть какая-нибудь другая версия преступления, другая приемлемая версия, то ее следует рассмотреть.
Доктор Джерриджел, казалось, растерялся еще больше, но по-прежнему сидел очень прямо, положив свои ухоженные руки на колени.
— У вас есть другая версия? — спросил он.
— Да. Мне кажется, что робот, например, мог бы без труда пересечь открытое пространство.
— Боже мой, сэр! — вскочил доктор Джерриджел.
— В чем дело?
— Вы что же, хотите сказать, что преступление мог совершить робот?
— Почему бы и нет?
— Убийство? Человеческого существа?
— Да. Пожалуйста, сядьте доктор.
Роботехник повиновался.
— Мистер Бейли, речь идет о двух поступках: о переходе через открытое пространство и об убийстве. Человек легко мог совершить последнее, но с трудом решился бы на первое. И напротив, робот без труда проделает первое, но никогда не сможет совершить второе. Если вы собираетесь заменить маловероятную версию невероятной, то…
— Невероятной — слишком сильно сказано, доктор.
— Вы слышали о Первом Законе Роботехники, мистер Бейли?
— Конечно. Я даже могу процитировать его: роботу запрещается причинять вред человеческому существу как действием, так и бездействием. — Пристально глядя прямо в глаза роботехнику, Бейли продолжил: — Почему нельзя построить робота без Первого Закона? Что в нем такого священного?
Доктор Джерриджел в растерянности посмотрел на Бейли, затем усмехнулся:
— Ну, мистер Бейли…