Миры Империума
Шрифт:
— Но полковник, я думал...— Хельм понял, что сказать нечего, и увял.
— Как только, так сразу пошлю директору технологической службы отчет об уязвимости,— саркастически заметил я.
Он мигом ухватился за это:
— Отличная мысль, сэр. Тогда...— Он умолк. Уютный мирок стандартных процедур более не существовал.
— Однако,— ободрил я,— у нас, по крайней мере, имеется крыша над головой. Не слишком роскошно, но лучше, чем спать в грязи.
— Ja, da, for all del,— согласился он и тревожно посмотрел на меня,— Мы не можем дышать тем воздухом снаружи,— сообщил он мне факт, проверенный мною наличном опыте.— Но кислорода в нем хватает, если пропустить через фильтры. Правда, это значит, что мы застряли здесь, внутри.
— Так и есть, мальчик мой,— беззаботно согласился я.— А что, снаружи есть место, куда тебе хотелось бы прогуляться?
За маленьким окошком открывалась лоснящаяся, укутанная туманом и испещренная лужами грязевая ширь.
— Я не о том, сэр,— объяснил он,— Я просто подумал — ну, нам не помешало бы размяться, и, может, сразу за горизонтом...
— Я бы сказал, что кора планеты только-только успокоилась. Эпоха интенсивной метеоритной бомбардировки и постоянных вулканических извержений, очевидно, миновала. Континенты встают на свои места, вода собирается в бассейнах морей. На суше жизни нет, а может, ее нет вообще. Дистиллированная вода и химикаты, вымытые из верхних слоев почвы, стекают вниз. Возможно, пока набралась всего пара больших озер; земля такая плоская, что стоки не образуют рек. Вместо суши и моря одна лишь бесконечная равнина грязи. Никаких полярных льдов еще нет. Боюсь, этот мир не слишком разнообразен.
— И все же он современен двадцатому столетию? — засомневался Хельм.
— Он такой, какой стала бы линия ноль-ноль, если бы не целые серии маловероятных совпадений,— объяснил я ему,— создавших именно те условия, при которых возможно развитие жизни.
— Но, сэр, как примитивная жизнь влияет на такие штуки, как ледниковые периоды, вулканическая деятельность и так далее? — задал он очередной тревожный вопрос, словно убедить меня, что такого места нет, означало вытащить нас отсюда.
— Подумай,— предложил я.— Растительная жизнь возникла после того, как моря дистиллированной воды были загрязнены почвенными минералами. Первые растения, водоросли, расщепили имевшийся в избытке углекислый газ и высвободили кислород в атмосферу: второе великое загрязнение, на этот раз воздуха, благодаря которому стало возможным существование животной жизни. Такие животные, как, к примеру, кораллы, построили рифы, влияющие на океанические течения. Затем накапливающиеся растительные остатки дали начало угольным пластам, и, конечно, выделение углекислого газа животными, а также гниющими растениями привело к возникновению парникового эффекта, который оказал решающее воздействие на климат, количество осадков, эрозию и так далее.— Я напомнил сам себе разглагольствующего учителя естествознания в средней школе и посему заткнулся. Требовать продолжения Хельм не стал, что меня вполне устраивало, поскольку поверхностные объяснения у меня в любом случае закончились.
Я попросил Хельма заняться сканером и показал ему, как это делать. Сам же подошел к главному пульту, чтобы покрутить настройки.
— Синий счетчик прыгнул! — крикнул он.
Я уверил юношу, что так и должно быть: прибор измеряет сдвиг энтропии между челноком и окружающей средой. Остальные показания также не сильно отличались от стандартных, пока я не дошел до самого важного: временного градиента. Он оказался повышен.
— Да здесь разрыв больше тысячи лет,— определил я.
— В смысле? Хотите сказать...
— Хочу,— подтвердил я.— Мы застряли на уровне, где Карл Великий [41] только-только умер, если вернуться на линию ноль-ноль.
— Спасателям нас тут вовек не сыскать,— поник Хельм, таращась из открытого люка на движущиеся пласты тумана.— Но и им тоже,— уже веселее добавил он.
Я тоже смотрел наружу. Клочок тумана сместился, и я заметил очертания чего-то, не принадлежащего этому пейзажу: приземистой, богато украшенной коляски, которой не хватало только четверки вороных красавцев меринов в золотой упряжке, чтобы стать экипажем, достойным королевы. Одна дверца была распахнута, позволяя мельком разглядеть пурпурные атласные внутренности.
41
Карл Великий умер 28 января 814 года.
— Держись крепче,— велел я Хельму.— Хочу перебраться поближе к карете.
Я забрался на сиденье пилота и покатил. Челнок на юз-душной тяге шел легко, несмотря на грязь, и я маневрировал, пока не устроился рядом с коляской и не совместил наши выходы.
— Еще дюйм, сэр! — крикнул Хельм,— Да, так, теперь идеально.
Вокруг люка в том месте, где два транспортных средства соприкасались, колыхалось розовое сияние. Я вернулся к управлению, а любопытный лейтенант изучал внутренности роскошного, но примитивного агрегата. На сиденье лежал белый сверток. И вопил.
— Djaveln! — выпалил Хельм.— Ребенок!
Я шагнул в экипаж, физический контакт с челноком создал энтропийный барьер между мной и окружающей средой. Розовый ореол подернулся рябью, но выдержал. Налицо утечка темпоральной энергии из несовершенного темпорального барьера. Я поднял мягкий, завернутый в одеяло сверток и уставился на мордочку крохотного йлокка. Курносую, беззубую и большеглазую. Сероватый лоб малыша был покрыт пушком, маленькая пухлая ручка бесцельно шарила по одеялу. Я пропал. Хельм топтался у меня за спиной и, споткнувшись, отпрянул, когда я шагнул назад.
— Сэр! — воскликнул он.— Эта странная повозка прямо как королевская карета — она больше, чем кажется!
Я уже обнаружил неприметную откидную панель на спинке сиденья. Хельм потянулся мимо меня и открыл ее, обнажив полностью оборудованную консоль полевого типа — не что иное, как пульт управления челноком.
— Вот крысы! — рявкнул Хельм, глядя на мой сверток— Какого черта они бросили здесь ребенка? — Он ткнул пальцем в парчовый герб в углу белого одеяльца.— Родители у него, несомненно, люди влиятельные.
Последние слова он произнес почти торжественно. Как верноподданный шведской короны, он крайне почтительно относился к титулам — даже детским. Меня же больше трогала умильность юного зверька, запуская тот же инстинкт, что заставляет сук усыновлять новорожденных котят, а кошек — кормить крысят. Как бы то ни было, мы оба понимали: надо что-то делать.
— Если мы оставим его здесь, он попросту умрет,— мрачно сообщил Хельм.
— Это точно,— согласился я.— Но разве мы готовы нянчить младенца? У нас нет молочной смеси, нет подгузников и, самое главное, нет нужных навыков.
— Мы должны вернуть его домой! — выпалил лейтенант.
Я протянул ему малыша.
— Отличная мысль. А где его дом и как нам туда попасть?
Он пристально смотрел на миниатюрный пульт управления.
— Полковник,— уверенно начал он, но продолжил, приглушив голос,— может, мы... может, вы покопаетесь в приборах да выясните, как отправить эту штуку, откуда пришла? Должен быть способ...
— Давай поищем,— кивнул я.
Он принялся открывать ящики и ворошить их содержимое. Над простой панелью, которой не хватало большинства инструментов, необходимых для навигации по Сети, я заметил маленький экран, казавшийся каким-то правильным. Мой взгляд привлек размещенный сбоку от него ручной переключатель с забавным символом. Я щелкнул им, экран загорелся красным, затем розовым и наконец показал узор-паутину — несомненно, я напал на жилу. Хельм так и выразился, довольный, будто только что обнаружил самый желанный подарок под новогодней елкой.