Миры Империума
Шрифт:
— Выглядит ужасно, Брайан,— с сомнением пробормотала Оливия.— Может, нам сначала навести справки...
Тут из ближайшей прихожей высунулось круглое, оливкового цвета лицо, обрамленное подушками жира, и его обладательница обрушила на нас стремительный поток итальянской словесности.
— Прошу прощения, синьора,— ответил я в изящной манере, некогда перенятой у римского посланника при имперском дворе.— Перед вами всего лишь скромные иностранцы, впервые посетившие прекрасный Вечный город. Мы разыскиваем жилище, где некогда обитал наш родственник, коему сам Господь даровал счастье уехать сюда, дабы он мог всю жизнь вдыхать сладчайший воздух солнечной Италии.
У хозяйки отвисла челюсть. Несколько секунд она молча таращилась на нас, потом ее лицо расплылось в улыбке размером с десятилировую пиццу.
— Buon giorno, Signore е Signorina! [26]
Она полностью втиснулась на площадку, потрясла наши руки, прокричала какие-то наставления в квартиру, откуда летел вызывающий усиленное слюноотделение аромат равиолей, и возжелала немедленно узнать, чем она может служить выдающимся гостям прекрасной Италии. Я назвал ей номер квартиры, где обитал Максони девяносто с чем-то лет назад. Она кивнула и двинулась вверх по узкой лесенке, отдуваясь как паровоз, на котором мы ехали через всю Европу два дня и две ночи. Оливия следовала за ней, а я замыкал шествие. Озирая восхищенным взглядом россыпи битого стекла, бумаги, тряпок и всевозможного мусора, заполонившего каждую ступеньку и площадку с вьющейся по центру тропинкой, протоптанной за века ногами постояльцев, я был готов спорить на что угодно: хоть какая-то частичка, привнесенная сюда Максони, здесь непременно отыщется.
26
Добрый день, синьор и синьорина! (ит.)
Добравшись до верхнего этажа, мы проследовали по узкому коридору мимо потрепанного вида дверей с белыми фарфоровыми ручками и остановились возле самой последней.
— Здесь есть постоялец, синьоры,— предупредила хозяйка.— Но сейчас он отсутствует. Он на работе. На рыбном рынке, куда его пристроила я, София Джина Анна Мария Скуматти! Поверьте мне, если бы я не поставила ему ультиматум, что он должен заплатить за квартиру или убираться вон, он бы сейчас храпел, как обожравшаяся свинья, пока я, София Джина...
— Вне всякого сомнения, синьоре пришлось немало вынести от неблагодарных постояльцев,— гладко вклинился я.
В кармане моего сюртука — того самого, странного покроя одеяния, что я обнаружил в гардеробе дома у Ганвор,— лежала наготове бумажка в сто лир. Я выудил банкноту и протянул матроне, почтительно склонив голову.
— Если синьора примет скромное вознаграждение... Мамаша Скуматти надула щеки и выпятила внушительную грудь.
— Я рада услужить гостю Италии,— начала она. Я потянул банкноту назад.— Но пусть не скажут, что я, Джина Анна Мария Скуматти, была неблагодарной...— Толстые пальцы выдернули купюру из моей руки и уронили за вырез, способный составить конкуренцию Большому Каньону.— Не желают ли синьор и синьорина войти? — Она нашарила в кармане трехдюймовый ключ, вогнала его в замочную скважину, куда можно было просунуть и палец, повернула и распахнула дверь.— Входите!
Первыми мне на глаза попались продавленная койка с кучей грязных одеял на ней и сломанный стол, похороненный под завалом ядовито раскрашенных комиксов с компанией пустых кофейных чашек, грязных, захватанных стаканов и окаменевшим куском ржаного хлеба. Потом я по очереди оглядел бюро, треснутое зеркало с заткнутыми за раму билетами на скачки, деревянное распятие на стене и батарею пустых винных и ликерных бутылок, пестревших наклейками местных фирм. Пахло жилье кислой смесью нестираной постели, старых носков и обжитой мышами винокурни.
Я взглянул на Оливию. Она ответила мне спокойной улыбкой и обратилась к хозяйке:
— Мы можем здесь немного побыть?
София Джина, наморщив лоб, подняла на меня вопросительный взгляд.
— Моя сестра хотела бы войти внутрь и... э... пообщаться с духом нашего покойного предка,— слегка сымпровизировав, перевел я фразу Оливии.
Черные невыщипанные брови поползли вверх.
— Но синьор же видит, в комнате живут!
— Мы ни к чему не станем прикасаться, только осмотрим помещение. Это для нас очень трогательный момент, понимаете?
Понимающее выражение расползлось по круглому лицу. Она смерила Оливию, по-прежнему накрашенную и в кольцах, оценивающим взглядом, затем посмотрела мне в глаза. Одно веко приопустилось в недвусмысленном подмигивании.
— Ах, ну естественно, синьор! Вы и ваша... сестра... разумеется, хотели бы пообщаться наедине. Еще сто лир, пожалуйста,— Тон ее внезапно стал резким.
Я молча извлек требуемую сумму, стараясь выглядеть самым жалким типом.
— Мне не хочется торопить синьора,— бюст хозяйки, колыхнувшись, заглотил вторую банкноту,— но постарайтесь закончить часа, скажем, за два, si? Есть риск, что Джино придет на обед.
В бок мне врезался локоть, размером и фактурой похожий на футбольный мяч. Две жирные руки с обломанными ногтями очертили в воздухе песочные часы, и мамаша Скуматти заколыхалась прочь, словно бегемот в черной юбке.
— Что сказала эта жирная мерзавка?! — с воинственным видом поинтересовалась Оливия.
— Просто восхищалась вашей фигурой,— торопливо ответил я.— Давайте осмотримся и прикинем, какие ключи можно повернуть.
Полчаса спустя моя спутница стояла посередине комнаты, по-прежнему морща нос и уперев руки в бока.
— Это с самого начала была безнадежная затея.— Она сдула локон, прилипший к влажному лбу.— Давайте выбираться отсюда, пока мой желудок не взбунтовался.
Я отряхнул руки от пыли, закончив шарить по дальним закоулкам полок и под мебелью.
— Все очевидные места осмотрены. Но как насчет неочевидных? Мы не проверили расшатанные половицы, не простучали стены на предмет скрытых панелей или тайников за картинами...
— Пустая трата времени, Брайан! Этот человек не заговорщик, чтобы прятать свои секреты в тайниках. Он был бедным молодым студентом, не более того, живущим в съемной комнате...
— А еще от него могла остаться какая-нибудь мелочь. Клочок бумаги, например, оброненный в глубине комода. Здесь никто никогда не прибирается. Даже спустя все эти годы что-нибудь да сохранилось.
— Где? Вы вывернули все ящики, обыскали дно сундука, подняли тот рваный обрывок ковра, даже за плинтусом пошарили...
Она умолкла. Глаза ее сфокусировались на деревянных жалюзи, закрывавших коробку с радиатором отопления, расположенную под одиноким окошком. Растрескавшиеся планки погнулись от времени и плохо прилегали друг к другу. Мы одновременно сделали первый шаг. Оливия проворно убрала пустые бутылки из-под кьянти и наполовину забитую окурками жестянку. Я ухватился за верхнюю доску и осторожно дернул вверх. Вся решетка, издав жалобный скрип, выехала из пазов.