Миры неведомые
Шрифт:
Академик посмотрел на Ивана Платоновича, заранее зная его ответ.
У Красницкого не оставалось на Земле никого из близких. Совершенно одинокий, этот человек не имел никаких привязанностей на далекой сейчас Земле. Друзья, весь мир, все интересы и внимание сосредоточились теперь на космическом корабле и его пассажирах.
Он вообще ничего не сказал, только молча посмотрел на Виктора Петровича.
Быстрый, как бы мимолетный взгляд был достаточно выразителен. Академик больше ничего не спрашивал.
– Все это очень хорошо и благородно!
– заметил он, помолчав.
– Но ведь главная наша задача заключается не в геройской смерти где-нибудь на Венере, а в том, чтобы выполнить программу научных работ и доставить на Землю собранные материалы. Если мы погубим и самих себя, и результаты наших исследований, пользы будет не так-то много. Взвесьте всё хорошенько, друзья. Не торопитесь…
Он еще раз обвел всех глазами, как бы желая проверить впечатление, произведенное его словами. Он нарочно приводил возражения, чтобы решение было принято не под влиянием порыва, а строго обоснованно и трезво.
Снова наступила пауза.
– Ваше мнение, Михаил Андреевич?
– в упор спросил академик, обращаясь к астроному.
Профессор Шаповалов прекрасно понимал, что мнение большинства уже определилось и возражать практически бесполезно. Можно только потерять престиж в глазах коллектива и заслужить репутацию труса, если настаивать на возвращении. Однако Михаил Андреевич принял участие в экспедиции вовсе не для того, чтобы заслужить посмертное признание. Он совершенно не стремился погибнуть в просторах мирового пространства или на поверхности Венеры. Его ум деятельно работал. Он пытался найти какую-нибудь подходящую аргументацию, чтобы заставить остальных внять голосу благоразумия и вместе с тем сохранить чувство собственного достоинства. Последние слова академика, казалось, открывали такую возможность, и он с радостью за нее ухватился.
– Виктор Петрович в известной мере прав, - негромко сказал астроном, отводя взгляд куда-то в сторону.
– Красивые слова и благородные позы нужны не всегда. Положение серьезное, и от нас требуется разумное решение, а не эмоциональные порывы. Мне лично кажется, что если мы сумеем пройти недалеко от Венеры, затратив известное количество горючего, то вернуться можно с честью. Приоритет, во всяком случае, останется за нашей страной. Пролетая вблизи Венеры, мы сумеем провести много ценных наблюдений, сохраним корабль и самих себя, а следующая попытка, несомненно, окажется более удачной. Она неизбежно будет опираться на наши данные.
– Испугались, Михаил Андреевич?
– вскинул голову Владимир, обрадовавшись возможности уличить астронома в малодушии.
– Раненько! Эх!…
Он хотел сказать еще что-то, но сдержался,
– Послушайте, Владимир Иванович!
– возмутился Шаповалов.
– Это же просто невежливо! Я высказал свое мнение, как этого требовал начальник экспедиции, а вы переходите на личности. Я понимаю, молодость горяча, но нельзя же так! Мудрая осторожность порой бывает куда полезнее, чем необдуманный задор…
– Спокойно! Спокойно, друзья!
– вмешался академик.
– Михаил Андреевич со своей точки зрения совершенно прав. Не надо горячиться. Следует уважать мнение каждого… Кто еще хочет высказаться?
Желающих не нашлось. Сандомирский сидел опустив глаза, а Иван Платонович молча смотрел в окно.
Общее молчание было красноречиво, и академик подвел итоги.
– Большинство как будто за продолжение полета, - невозмутимым тоном сказал он.
– Очень жаль, Михаил Андреевич, что я втянул вас в эту историю, но что делать. Такая у нас с вами, очевидно, судьба.
– Я ведь говорил, так сказать, принципиально!
– заторопился Шаповалов.
– Не поймите мои слова, как продиктованные личными соображениями…
– Понятно, понятно!
– остановил его Виктор Петрович.
– Вообще для споров у нас временя мало. Однако позвольте и мне высказать свое мнение. Товарищи, которые хотят продолжать полет, по-моему, правы. Помните, как люди штурмовали Северный полюс? Одна экспедиция сменяла другую, и в конце концов задача была решена. Но высадка на Венере вовсе не обязательна. В этой части прав до известной степени и Михаил Андреевич. Если мы теперь ляжем на правильный курс, окажется возможным пройти под облаками Венеры и хотя бы рассмотреть се поверхность. Ради этого уже стоит совершить полет… Как начальник экспедиции принимаю решение: мы включим двигатель и продолжим полет с расчетом максимального приближения к Венере. Пройдя вблизи планеты, мы произведем все возможные измерения и вернемся на Землю.
Академик замолчал, как бы ожидая ответа. Все понимали, что это самое разумное решение при данном положении вещей.
– Ничего не могу возразить, - согласился Красницкий.
– Надо сейчас же менять курс!
– торопливо сказал астроном.
– Пойдемте в рубку… - произнес Сандомирский.
– Разрешите, Виктор Петрович?
– Пожалуйста!
Действительно, каждая минута была дорога - поворот нужно было производить немедленно. Управление перешло в руки командира корабля.
Сандомирский сам сел за штурвал. Профессор Шаповалов, как штурман, расположился рядом и впился глазами в шкалы приборов. Наступала ответственная минута.
Для осуществления маневра понадобилось не так-то мало времени. Пилот медленно вращал колесо штурвала. Так же медленно ракета поворачивалась вокруг своей вертикальной оси. Все это было едва заметно для глаз, но далекие звезды стали перемещаться вправо.
Астроном не отрываясь следил за приборами, сверяясь с таблицей, лежавшей перед ним на столике. Сияющий диск Солнца виднелся за синими стеклами угломерного инструмента и чуть заметно перемещался в поле его зрения. Настал момент, когда центр Солнца совпал с перекрестием прибора. Шаповалов включил ток.
Послышался мощный рев пламени.
Корабль рванулся вперед. На этот раз заранее было известно, что ускорение будет незначительным и нет нужды надевать защитную одежду и укрываться в камерах амортизации.
Пламя двигателя ревело и бесновалось. Стенки ракеты дрожали от напряжения. Командир и штурман внимательно следили за движением стрелок на шкалах приборов.
Дикий вой пламени прекратился. Снова наступила тишина. Но люди не спешили расходиться. Они всё еще находились под влиянием только что пережитых минут и не хотели оставаться в одиночестве.