Миры неведомые
Шрифт:
– Вам трудно!
– Одинцов схватил его за плечи.
– Я сменю…
– Пока еще держусь. Посмотрите лучше, что там, в салоне…
Владимир не хотел покидать рубку в такие минуты, но приказ есть приказ. С большим трудом ему удалось спуститься вниз. Там все оказалось в порядке. Люди находились в камерах амортизации. Дышать в салоне было нечем. Холодильные приспособления уже не справлялись с температурой. Одинцов почувствовал дурноту и понял, что оставаться здесь больше не может.
Собрав остаток сил, он вернулся в кабину управления - еще немного и было бы поздно! Сандомирский уже не сидел в кресле, а лежал в нем, бессильно откинувшись на спинку. Владимир бросил взгляд на наружный термометр. Он показывал плюс 675 градусов. Внутри ракеты жара достигала 85 градусов.
С трудом Одинцов перетащил командира на другое кресло, а сам занял его место. Перед глазами плыли красные круги. Требовалось огромное усилие воли, чтобы заставить себя вырваться из-под власти болезненных ощущений и разобраться в обстановке.
Владимир взглянул на альтиметр. Несмотря на нестерпимую жару, на его лбу выступил холодный пот. Стрелка показывала 65 километров. Пока он отсутствовал, ракета прошла роковую черту. Помраченное сознание Сандомирского не позволило ему вовремя принять меры, удержав ракету выше критической черты.
Николай Александрович пропустил критический момент! Одинцов знал, что это значит. Теперь можно было сжечь хотя бы весь запас горючего, но это не изменило бы положения. Ракета уже не могла преодолеть тяготения Венеры. Путь назад был отрезан!
Одинцов старался собрать свои мысли. Что делать? Путь к спасению был один - идти вниз. Бороться с притяжением планеты было уже бесполезно. Судьба ракеты и жизнь ее обитателей находилась теперь в его руках. На мгновение он подумал о Наташе. В тумане мелькнуло ее милое лицо… Хорошо, что все они были в камерах и ничего не знали! Наташа! Наташа!…
Космический корабль, снаружи раскаленный докрасна, мчался с огромной скоростью. Пока о посадке нечего было и думать. Рядом хрипел Сандомирский. Владимир и сам находился на грани потери сознания. Он понимал, что надо как можно скорее замедлить полет, иначе гибель станет неминуемой. Намеченный раньше план летать вокруг планеты по спирали до тех пор, пока скорость не дойдет до минимума, был теперь непригоден. Атмосфера Венеры оказалась гораздо более плотной, чем предполагалось и нагрев ракеты становился катастрофическим.
Пилот решился на крайнюю меру: он включил двигатели, дюзы которых были направлены вперед, против движения корабля. Это были своего рода реактивные тормоза. Яркие снопы пламени вырвались из отверстий по обе стороны рубки. Резкий толчок едва не выбросил Одинцова из кресла. Оглушенный, он еще нашел в себе силы выключить двигатель и снова взяться за штурвал. Но цель была достигнута - скорость ракеты заметно уменьшилась.
В эти минуты корабль находился на затемненной стороне планеты. Ночной мрак закрыл все черной пеленой. Только кое-где внизу виднелись огни вулканов, вздымающих к небу столбы багрового дыма.
Владимир застыл за штурвалом, напряженно вглядываясь в даль и стараясь наметить место, пригодное для посадки. Когда ракета снова вылетела на освещенное полушарие, он заметил несколько правее по курсу корабля ровную поверхность моря. Тормозящее действие крыльев и хвостового оперения оказывало свое влияние: полет ракеты постепенно замедлялся, но оболочка все еще оставалась раскаленной. Прошел мучительный и показавшийся необыкновенно долгим час времени. Пилот совершил еще один оборот вокруг планеты, постепенно снижая высоту и теряя скорость.
Горы приблизились. Стали отчетливо видны их крутые высокие склоны, голые и угрюмые скалы. Неприветливо встречала Венера незваных пришельцев из другого мира. Черные утесы, растекавшиеся по ущельям багровые дымы вулканов, клубящиеся над головой мертвенно-желтые облака и странный для человеческого глаза оранжевый свет - такой предстала утренняя звезда людям, преодолевшим бездну мирового пространства, чтобы приподнять завесу окутывающей ее тайны.
Приближался самый ответственный момент путешествия. Теперь от пилота требовалось максимальное хладнокровие, а Одинцов едва сидел в кресле, только нечеловеческим напряжением воли удерживая себя от непреодолимого желания бросить штурвал и упасть ничком. Полуавтоматическим и почти бессознательным движением он включил еще раз реактивные тормоза, успел сообразить, что скорость корабля значительно упала, и продолжал глядеть вперед, выжидая, когда перед ним раскроются водные просторы. Он был уверен, что море, виденное им с высоты, находится где-то поблизости, но пока перед глазами простиралась только бесконечная цепь зубчатых скал.
Корабль продолжал терять высоту. Он мчался со скоростью около 1500 километров в час. Это было немного по сравнению с космическими масштабами, но вполне достаточно, чтобы посадка была чрезвычайно опасной, если не невозможной.
Острые вершины гор были совсем близко, а море еще не появлялось в поле зрения. В помраченном сознании Владимира сохранилось только неясное ощущение, что надо держаться правее. Он повернул ракету. Дорогу преградило густое облако дыма, освещенное снизу багровым отсветом пламени. Инстинктивно пилот еще раз повернул штурвал, и дышащий огнем кратер вулкана остался слева. Но тут из тумана и дыма совсем близко вынырнула остроконечная вершина скалистого пика. Столкновение казалось неизбежным. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, пилот, перед глазами которого уже стояла кроваво-красная пелена, полуинстинктивно, рефлекторным движением дернул рукоятку на себя. Космический корабль мощным рывком взмыл кверху и пронесся над черными зубцами утеса. И вдруг далеко-далеко внизу открылось море, по которому ходили грозные волны. Предпринятый маневр, независимо от воли пилота, резко уменьшил скорость. Ракета стала падать. У Одинцова хватило сил лишь на то, чтобы выровнять корабль и послать его вниз под малым углом, почти параллельно поверхности моря. Через мгновение он, так же как Сандомирский, бессильно поник головой, выпустил из рук штурвал и потерял сознание.
Лишенная управления ракета еще несколько секунд двигалась по инерции, а затем тяжко рухнула в бушующие волны. Мгновенно поднявшийся огромный столб пара скрыл место ее погружения…
ГЛАВА XIII,
в которой знамя Страны Советов поднимается над скалами Венеры
Все в этом удивительном ландшафте было залито странным, совершенно непривычным для человеческого глаза, желтым, почти оранжевым светом.
Так бывает в летнюю жаркую пору, когда к исходу дня собирается гроза. Незадолго до заката наплывают темные тучи, освещенные багровым пламенем вечерней зари. С неба уже сходит сумрак, но невидимые лучи дневного светила еще не погасли и просвечивают сквозь облака, создавая зловещее багряно-желтое освещение. С небес льется странный, как бы нереальный свет, зелень становится темной, блики на воде приобретают оттенок расплавленного золота, а кирпичные стены зданий кажутся необыкновенно яркими.
Именно такой необычный, охряно-желтый, отливающий красным, мрачный и гнетущий свет проникал через окна в ракету.
Нельзя было сказать, что в помещении темно. Наоборот, вполне можно было читать самый мелкий шрифт, но освещение казалось каким-то ненастоящим, искусственным, будто на небе установили гигантский прожектор с темно-желтыми стеклами.
Такова была картина, которую Красницкий увидел за окнами, когда, подняв крышку кабины амортизации, выглянул в салон. Там было пусто. Из рубки тоже не доносилось ни звука.