Миры Осма. Безмятежность теней
Шрифт:
— Заходи, друг, погрейся, — помог попасть слегка протрезвевшему Тодо в двери слуга.
В достаточно просторной комнате, чего никак не ожидалось в этой хибаре, их ждали двое. Они сидели на табуретах у открытой дверцы небольшой, грубо сложенной печи. У ног горка поленьев и приткнутая к ней кочерга. На столике у стены слева кувшин и несколько кружек. Там же пара свободных табуретов. У стены справа большая, укрытая почти что чистым покрывалом кровать. На покрывале лежит топор.
— Ну наконец-то, Энц, — оглянулась к вошедшим женщина. — Кого ты
Будь наёмник трезв, эта странная незнакомка заинтересовала бы его побольше грязно-бурых разводов на полу. Если бы не злой, колючий взгляд её светло-карих глаз и слегка заострившиеся, явно болезненные черты лица, эту женщину в мужском, с позолотой камзоле, можно было бы счесть весьма привлекательной. Была ли она такой раньше или же возненавидела этот мир слишком рано, превратившись в колючку, опасную и жестокую? Похоже ответ на этот вопрос, кроме неё самой, знал только Энц. В сполохах пламени вновь блеснула монета, которую странная женщина ловко вертела на пальцах то одной, то другой руки. Сидевший рядом толстяк подкинул в печь полено и лениво поковырялся в печи кочергой.
— Мне понадобится помощь, — быстро присел на один из свободных табуретов слуга. — Этот пьяница, погрязший в долгах и нужде, лучший для нашего дела. Его зовут Тодо, он наёмник. Тодо, присядь уже, хватит подпирать стены!
Покачивающийся у дверей воин вздрогнул, бросил бессмысленный взгляд на огонь и, пробурчав что-то нечленораздельное, неловко плюхнулся на единственный оставшийся свободным табурет. При этом тот жалобно скрипнул, качнулся вместе с полноватым здоровяком и едва устоял. Наличие рядом эля, к большому удивлению Энца, никак не беспокоило тут же задремавшего наёмника.
— Пьяница тот ещё помощник, — ухмыльнулся сидевший рядом с женщиной лохматый толстяк.
— Быстрый мешок в самый раз, ха-ха, — не удержался от мрачной шутки наполнивший кружку элем Энц, — тебе ли не знать Тури.
— А, если так, тогда да, ха-ха, — понимающе подмигнул женщине тот.
— Раз ты здесь, брат, жадная тварь уже готова пойти на дело, — лишь криво улыбнулась та. — Тури конечно гостеприимен, но весна кружит мне голову. Ждать больше нет мочи. Ну?!
— Так и есть, — быстро кивнул Энц, — в ночь с пятого на шестой день. Уже всё готово. Будьте у западных ворот. Мы ждали этого момента столько лет, Ката, уж наберись толику терпения.
— А стража? — обеспокоенно спросил Тури.
— Прикормлена, — ухмыльнулся слуга, — монет я не жалел и покидал город часто. Но сундук тяжёлый, а потому мне нужен этот непутёвый наёмник.
— Э-э-х! — радостно потёр руки лохматый толстяк. — Помолюсь Монку.
За дверью послышался шум, словно пёс скрёбся, пыхтя и хрипя, очень желая попасть внутрь. Тури, несмотря на свой внушительный вид, резво вскочил и, на ходу прихватив с кровати топор, ринулся к двери.
— Тьфу ты, исчадие Аскаша! — опустил он оружие, едва в комнату вбежало нечто лохматое и жалобно подвывающее.
— Она всё ещё жива?! — крайне удивился Энц.
— Как видишь, —
— Все знают кто она и не посмели сожрать даже в голодную зиму, — пояснил Тури. — Даже подкармливали и обогревали эту мразь. Но только скажи, Ката, и…
Между тем лохматое нечто ткнулось в ладони задремавшего у разморившего его очага наёмника. Тот вздрогнул и отшатнулся спросонья, грохнувшись с табурета на пол. Троица загоготала, а всё ещё стоявший посреди комнаты толстяк аж согнулся пополам от смеха. Тодо отполз в угол, с омерзением поглядывая на испугавшееся нечто. Лохматое создание прижалось к полу и сильно дрожало.
— Ч… что… что это? — промямлил слегка протрезвевший здоровяк. — Че… че… человек?
Яркое пламя в печи позволяло хорошо разглядеть покрытые шрамами, грязные культи и спутавшиеся с лохмотьями, пепельно-грязного оттенка волосы на прижавшейся к полу, безухой голове. Но самым неприятным и даже ужасным было лицо. Несмотря на слипшиеся, свисавшие до самого пола пряди, оно, безглазое, безносое, с провалившимися в рот губами, было обращено прямо к наёмнику.
— Человек? Ха-ха-ха! Человек?! Ха-ха-ха! Человек! Ха-ха-ха! — зашлась в новом приступе смеха троица.
Тодо неуклюже поднялся и, прислоняясь к сене, с выпученными не то от ужаса, не то от удивления глазами, попятился к двери.
— Не бойся её, воин, она сама всего боится! Ха-ха-ха! — надрывалась от смеха Ката.
Она поднялась и с силой поставила свой сапог на спину лохматой калеке. Та вжалась в пол и жалобно застонала. От лохмотьев растекалась по полу зловонная лужа. Ката, поморщившись, отшатнулась и, растеряв весь свой весёлый настрой, застыла с сверкнувшими злобой глазами.
— Гадить нам вздумала!? — в следующее мгновенье пришла в ярость она, бросив монету Тури.
Злобно молотя по лохматому обрубку носками своих добротных сапог, так что мелькали лишь культи, да лохмотья, Ката вытолкала хрипло визжащую калеку за двери. Ещё долго колотила бы ту ногами, возможно и до смерти, но жертва неожиданно резво, пусть и припадая в застывшую к ночи грязь, рванула прочь. Догонять её Ката не стала и лишь осыпала вдогонку самыми страшными проклятьями.
— Пусть кто-нибудь приберётся после этой заразы, — всё ещё зло заявила она вышедшему с остальными Тури.
— Конечно, — кивнул тот, возвращая её монету. — Я распоряжусь.
— Мне пора, сестра, — тронул её за плечо Энц. — Ждите меня у западных ворот.
— Да, я запомнила, — уже мягче ответила та. — Удачи тебя, брат, и пусть боги будут на нашей стороне.
— По крайней мере, пусть Монк позаботится о наших кошелях, — лишь губами улыбнулся слуга.
— Всё получится, — словно зеркало отразила она его странную улыбку. — Но помни, брат, не убивай ублюдка. Смерть слишком простая расплата для этого вируна. Мы должны выманить его из города.
— Да, да, да, — раздражённо махнул ей на прощанье Энц.