Миры Осма. Безмятежность теней
Шрифт:
Тодо, уже почти трезвой походкой, поплёлся за ним. Ветер продолжал гнать по ночному небу серые облака. Холод слегка добавил сознанию наёмника ясности. При отсветах костров он смог лицезреть всю жутковатую картину странной жизни в селении потерянных. А ведь до этой ночи не бывал он здесь ни разу и оттого так впечатлило воина представшее его протрезвевшему взору подобие жизни. Теперь, бредя за своим спутником, он растерянно посматривал в выпученные, с безнадёжной тоской уставившиеся в никуда глаза, обтянутых кожей и лохмотьями живых скелетов. Иные из отчаявшихся слабаков поглаживали свои вздувшиеся от голода животы и каждый мог уже этой ночью превратиться в ужин для живых. Замечал он и снующих под ногами, в тщетных попытках обокрасть гостей из города, сорванцов. Дети нагло хватали ночных
— Как мы здесь очутились? — наконец спросил он спутника, нервно оглядываясь по сторонам.
— Ты решил прогуляться со мной за стену, — явно насмехался над пьяницей Энц. — Мы договорились, что ты поможешь мне в одном деле за выплату всех твоих долгов. Потом выпили за удачу в этом самом деле. Было весело и пошли прогуляться.
— Да? — тщетно пытался восстановить события этого вечера Тодо. — А что за дело? Выплата долгов? У меня-то и ножа сейчас нет, если что по охра…
— Да нет, нужно вывезти кое-что из города, — перебил его криво ухмыльнувшийся слуга. — Там делов то на одну ночь.
— Вывезти и такая плата? — с трудом соображал наёмник. — Не краденное ли…
— За кого ты меня принимаешь, друг?! — деланно возмутился Энц. — Я по-дружески хочу тебе помочь, но ты отказался принимать мои монеты без работы. Вот я и придумал тебе занятие. Хотя, чем больше я с тобой общаюсь, тем меньше уже хочется помогать.
— Ладно, ладно, извини, — постарался отбросить все сомнения не особо умный Тодо. — А почему твоя сестра там и так странно оде…
— Так вымокла видно, вот и одела то, что Тури предложил, пока своё сохнет, — предположил Энц. — А может поизносилась и другой одежды не нашлось.
— Ну да, ну да, — вроде бы охотно поверил наёмник. — А что за калека и как такое с ней случилось? Кто её так изуродовал? Болезнь, холод? А может… пожирали её частями те, что по рассказам не брезгуют и мертвецами? И если так, то почему не съели полностью и оставили…
— Ката сначала отрезала ей язык, потом нос и уши, — походя, словно о пустяках, поведал ему слуга. — Затем, спустя ночь, отрубила руку. Ещё через пару дней другую, а позже принялась за ноги. Она отпустила её, и мы были уверены, что эта тварь сдохнет, причём очень скоро. Однако такие ведьмы крайне живучи. Очень, очень живучи. Но поверь мне, друг, она молится каждый день и ночь о смерти.
— Так почему же не убьёт себя? — едва поспевал за ускорившим шаг Энцем наёмник. — Сиганула бы в реку и избавилась бы от всех страданий, раз и навсегда.
— Хах! — вскинул руки слуга. — Она пыталась, я уверен в этом, и не раз. Только вот такие мрази крайне трусливы, а смерть — это поступок.
— Но кто она и почему вы так с ней? — продолжил допытываться Тодо.
— Наша мать, для которой и этого мало, — преисполненным ненавистью голосом ответил спешащий в город слуга.
Наёмник умолк, поражённый таким ответом. Он молчал до самых ворот, лишь с опаской поглядывая на спутника. Его голова пусть и не прояснилась полностью, но от беззаботности пьяного человека не осталось и следа. От его нового «друга» веяло опасностью. Тодо чувствовал это настолько сильно, что предпочёл бы сбежать и забыть. Однако тот же страх не позволял ему даже раскрыть рот и отказаться. Молчал и Энц, обдумывавший подробности предстоящего дела. Обрадованные скорым возвращением ночных ходоков стражи подивились конечно так скоро протрезвевшему наёмнику.
— Жди меня ближе к полуночи пятого дня у твоей любимой питейной, друг. Долго жди, ещё и за полночь, — бросил наёмнику Энц, расставшись с ним в городе. — И не вздумай напиться раньше, чем покончим с нашим делом!
Сам Тодо ещё долго не мог успокоиться и неуверенно топтался на безлюдной мостовой. Хотелось вновь забыться в, казалось, так призывно шумевшей таверне весельчака Лито. И всё же он нехотя зашагал прочь, ведь тот вряд ли поверит очередным обещаниям пьяницы. Заложено было всё и даже ремень, а сам наёмник подпоясан был обычным куском верёвки. Занимать теперь не у кого, и так должен всем и каждому. Оттого, как ни удивительно, дурно пахнущее дело с опасным «другом» представлялось всё более приемлемым. Когда же наёмник добрался до своей комнатушки, то вспомнил, что платить за неё нечем. Усталый и сонный бухнулся на койку, уже в полном согласии с успокоенным весомыми доводами о щедрости нового «друга» разумом.
Глава третья. «Справедливый суд» города Рора
Глава третья
«Справедливый суд» города Рора
Рор. Агрия. День третий
Советник по закону города Рора уже много лет страдал ужасными головными болями. Он даже ездил к знаменитому дуврскому лекарю, в надежде на излечение, но и тот смог лишь ненадолго избавить его от ужасной боли. Советник принимал по нескольку отваров в день, часто отдыхал, не ел красного, почти не пил столь любимого им вина, неукоснительно следовал всем советам лекарей. Он истово молился всем богам, причём тут же, как только боль возвращалась, их и проклинал. Часто вместе с головной болью у него кружилась голова и накатывала тошнота, а слабость поражала стареющее тело. По этой причине, бывший раньше весёлым и жизнерадостным человеком, советник стал злобным и раздражительным. Сегодня, как обычно, он сразу с утра опоил себя целебными отварами и после завтрака направился в ратушу. Здесь, в одном из просторных залов, вершился суд города Рора, а советник исполнял роль судьи. Голова его пока не болела и это успокаивало. В зал ввели троих преступников в кандалах, следом вошёл мальчишка и сам магистр, а также слуга местного торговца.
— Судят Кира, бродягу за воровство! — выкрикнул писарь, сидевший по правую руку от судьи.
— О боги! Зачем вы притащили сюда потерянного?! По закону их вешают без суда. Кто тот болван, что бросил его в темницу? — от сильного удивления брови советника взметнулись на лоб, а в холодных, злых глазах появилось раздражение.
— Видно новый командир ночной стражи снова ошибся. Этого бродягу схватили ещё прошлой ночью, — тихо, так чтобы его услышал лишь советник, предположил писарь.
— Да? А ну… Ладно. Тут даже разбирать нечего. Виновен. Ярмарки ждать не стоит. Повесить сегодня же! — успокоился судья, не желавший обсуждать ошибки своего собственного сына, который и так постоянно подводил его на людях.
— Даже не выслушаете свидетелей? Возможно этого бедолагу оговорили, а он совсем не вор, — издевательски уточнил один из неосуждённых пока преступников.
— Что? Кто? Что за наглец пос… — неожиданная смелость закованного в кандалы незнакомца вывела из себя и так крайне раздражительного советника.
Он покраснел, но голова начала болеть и ему пришлось замолчать на полуслове, прикрыв глаза и мысленно моля боль уйти. Злость смешалась с болью, заставив судью на время умолкнуть.
— Судят Роса, наёмника за воровство и убийство достойного горожанина города, Лура да Фенора! — закричал писарь, тыча пальцем в наглеца, желая тут же успокоить судью.
— А? Ну вот. Кто свидетель? — со злорадством спросил советник, чувствуя, как боль медленно отступает.
— Я, господин судья, — робко вызвался неприметный человек, стоявший в стороне, у самых дверей.
— Кто ты и что видел? — своим обычным грозным тоном спросил советник.
— К судье вызывается свидетель! — почти что криком, взлетевшим к самым сводам большого зала, поторопил замешкавшегося мужчину писарь.
Советник скривился, «отблагодарив» служащего ядовитым взглядом. Встревоженная писарем голова вновь наполнилась болью. Свидетель подошёл к столу. Бесконечно жалкий, пытавшийся даже сейчас казаться пустым местом человек прятал глаза в пол, суетливо дёргал руками, переминался с ноги на ногу.