Миры Роджера Желязны. Том 12
Шрифт:
— Время жизненно важно, Джина, мне срочно необходимо провести анализ на лейкоциты.
— Понимаю.
— Необходимо придумать какую-нибудь глупость… такое, что не вызовет тревоги и не повлечет за собой вызова в суд… Ты упомянула воздушные аппараты — могу я сказать, что мы нашли некую инфекцию в воздухозаборниках? Каких-нибудь вирусов или мутировавшую плесень?
— И вы полагаете, доктор, что это не повлечет за собой иска за преступную халатность?
— М-м… пожалуй, ты права.
— Почему бы вам не сказать им правду? — спросила Джина.
— Нельзя
— Но такая волна энергии возникает далеко не каждый день, — запротестовала девушка. — Это астрономический феномен. Божественное знамение, если хотите, и законники там, наверху, обязаны это уразуметь. Туристы подписали немало разных страховых полисов, разве не так? Любая юридическая контора сумеет с легкостью защитить корпорацию от исков в этой связи. Разве юристов не этому учат?
— Естественно, они знают свое дело. Но само слово «радиация»… какая-то жуткая вещь!
— Вы мне будете об этом рассказывать!
— Успокойся, дорогая, ты знаешь, что у тебя есть шанс. Существует вероятность, что твой костюм и термический скафандр сумели укрыть тебя от радиации.
— Доктор, да вы знаете, из чего сделаны эти костюмы? — Джина в недоумении воззрилась на врача. — В основном из синтетических волокон. Ну, еще немного силиконовой шерсти да слой алюминизированной пленки толщиной в один атом. Проходи я в нем сканирование на томографе, каждая моя кость и мышца были бы видны! С таким же успехом мы могли бы танцевать там голыми.
— Скверно…
— Что делать, — горько ответила Джина. Доктор вздернул подбородок:
— Ладно, через семьдесят два часа мы будем знать, что творится внутри. Затем, в зависимости от тяжести состояния…
— Разве нельзя сделать что-нибудь до этого?
— То есть?
— Ну, я кое-что читала о световом излучении. Оно поражает чувствительные части тела человека, такие, как костный мозг, кожные покровы и бактерии кишечного тракта. То, что оно не может уничтожить, подвергается заражению за счет того, что органические молекулы под действием радиации превращаются обычно в токсичные соединения. В ряде мест поражается ДНК и могут образовываться опухоли.
— Не все же из вышеперечисленного непременно случилось в вашем случае!
— Ой, доктор, пожалуйста, не считайте меня набитой дурой. Я получила достаточную дозу, чтоб влететь на полную катушку.
— Хорошо, — кивнул Харпер, — тогда скажи мне, что у тебя на уме?
— Поскольку волна излучения прошла сквозь меня вчера, то все мертвые молекулы и перерожденные молекулы вовсю носятся в моем организме. Можно их как-нибудь вымыть и облегчить ношу лимфоузлов и почек?
Харпер холодно уставился на нее.
— Я имею в виду, — запнулась Джина, — раз мне все равно умирать… Эти люди там…
— Есть лечение, — медленно
— Доктор, не пытайтесь никого обмануть. Вы сказали, что наше оборудование тоже пострадало. Какой бы ни была доза, я была там дольше всех — я и мистер Карлин, если говорить точно.
— Хорошо, ты и Карлин, — доктор сделал пометку в блокноте. — Но я все равно не хочу начинать лечение, пока не узнаю, что болезнь и в самом деле налицо.
— Я чувствую ее!
— Что за чушь! У тебя просто психосоматическая реакция.
— Доктор, мы сейчас разговариваем не о вашем теле, — упрямо сказала Джина. — Хорошо, вы выжжете и замените мой костный мозг, заодно с кровью, но подождите секунду! Я всегда думала, что для трансплантации костного мозга понадобится найти кого-то одного подходящего из двадцати — тридцати тысяч потенциальных доноров. Что, у нас на Луне так много кандидатов? Или настолько хорошо подобраны данные?
— Один из кандидатов сидит прямо перед тобой. Мы возьмем пробу твоего мозга, проверим, не нанесен ли ущерб ДНК, изолируем здоровую клетку, осуществим клонирование и введем ее снова, чтобы она начала расти. С кровью проще — нужно только определить группу и подать нужную из хранилища. Затем мы можем заняться тканями с помощью вирусно-инкапсулированного носителя ДНК, сражаясь с поврежденными клетками с помощью твоих же собственных генов.
— Когда мы можем начать? — решительно спросила девушка.
— Джина, не торопись, я еще не все тебе сказал.
— Безусловно, вы еще раз хотите напомнить, что это может не понадобиться или что просвечивание рентгеном меня окончательно доконает. О чем еще говорить?
— Ты будешь слабой как ребенок и болеть несколько недель. Пассивная иммунная система и недостаток лейкоцитов сделают тебя восприимчивой к любой, даже самой незначительной инфекции. Уже только то, что ты выживешь, будет равнозначно огромной удаче, ибо от такого лечения можно запросто помереть.
— Или умереть без него в любом случае.
— Дай мне время, через три дня мы будем знать больше, — заверил ее врач.
— Да, только к этому времени все мое существо будет отравлено, а я сама — наполовину мертва.
— Джина, я твой врач.
— А я свободная женщина, доктор. Дайте мне форму на освобождение от ответственности, и я ее подпишу. Я лучше буду сражаться сегодня вечером, чем сидеть и надеяться, что все обойдется.
Харпер грозно выпятил подбородок. Но Джина заметила, что он всего-навсего прикусил верхнюю губу.