Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
Княжна Ире была невероятно поражена появлением черноволосой бесовки с прической «я у мамы дурочка», одетой вроде бы по-ангельски пристойно, но странным образом вызывающе.
— Ах, шайтан! Что происходит? — ахнула княжна.
— Не волнуйтесь, милая, с вами ничего не случится, — успокоила ее Илит. — А вот с этим типом мне надобно срочно переговорить. — Она ткнула пальцем в сторону Мака, который лишь отскочил в угол комнаты, хотя ему хотелось сломя голову бежать подальше от этого явления — этого, быть может, взбесившегося ангелочка с недобрыми глазами.
— Я забираю его прочь, — провозгласила Илит. — То, что я ему скажу, не должно коснуться ушей невинной девушки. — Она повернулась к Маку и приказала тоном, не терпящим возражений: — Следуй за мной, парень.
Илит провела Мака через гостиную по коридору в покои, копировавшие комнаты княжны, — сейчас эти покои пустовали в ожидании другой монгольской княжны на выданье. Взяла стул, села посреди комнаты — прямо, словно аршин проглотила, — и строго уставилась на Мака, который стоял перед ней как нашкодивший ученик.
— Доктор Фауст, ваше поведение крайне удручает меня.
— Да я что? Я ничего… — пробормотал Мак.
— Не корчите из себя невинного ягненка! Я была в соседней комнате и все слышала.
— Ах вот как… — сказал Мак, лихорадочно припоминая, о чем таком они беседовали с княжной Ире перед появлением этой дьяволицы. Кажется, ничего такого…
— Ты наглейшим образом соблазнял невинную княжну, употребляя во зло умение говорить на всех языках. Ты использовал дар Мефистофеля в корыстных целях, чтобы найти подход к наивной девушке!
— Эй, погодите! — засуетился Мак. — Все было совсем не так. Я ничего плохого не делал.
— А вся эта мерзкая возня на диване, за которой я тебя застала, — это по-твоему ничего?
— Да ведь это Ире пыталась соблазнить меня, у меня и в мыслях не было…
Красивые пухлые губки Илит скривились в презрительной усмешке. Начинала она ведьмой и служила верой и правдой темным силам со всем наивным девичьим энтузиазмом. Но то было давным-давно, с темным прошлым решительно покончено. Во время прошлого Тысячелетнего Турнира она повстречала ангела Бабриэля, русоволосого красавца с холодным пронзительным взглядом, влюбилась без памяти и сподобилась узреть возвышенные стороны любви. Как раз в то время Илит была подружкой Аззи, который возился с обветшалой историей Прекрасного принца. Но, повстречав златокудрого Бабриэля, она выбросила из сердца юного рыжего беса с лисьей физиономией. Любовь привела к переоценке всех ценностей. Она обратила очи к горе, к Богу, ее потянуло на добрые дела, поскольку им служил ее возлюбленный, и очень скоро эта пышнозадая ведьмочка с точеной фигуркой распробовала Добро, и оно пришлось ей по вкусу, она даже находила его пикантным. Из любви к очаровательному, но чистому душой ангелу Илит сошла с кривой дорожки, воспылала страстью ко всему духовному и принялась бескорыстно творить добрые дела с таким же рвением, как прежде — злые. Не в надежде награды — ведь добрый поступок сам в себе содержит награду. Вот так из сорвиголовы, из бесшабашной участницы всех шабашей она превратилась в паиньку, в «голубой чулок», таких нынче даже в Царстве небесном немного сыщешь. Но ведь правильно говорят: кто всех больше грешил, тот всех усердней молится. Из распущенной мегеры Илит превратилась в исступленную приверженку добродетели и добропорядочности (сочетая в себе оба эти качества). Она проявляла временами такое рвение, что приводила в смущение более зрелых добрых духов, которые пожили достаточно, чтобы понять за долгие столетия службы Добру всю сложность, всю двойственность мира. «Ничего, — говаривали они, — подрастет девочка, остынет».
Но пока что Илит горела прежним энтузиазмом.
— Вы употребили во зло свое положение! — отчитывала она Мака. — Вас перенесли через время и пространство и вооружили дьявольским даром говорить на всех языках не для того, чтобы вы соблазняли невинных девиц. Вам следует с полной ответственностью подойти к исполнению возложенных на вас обязанностей, а не виться похотливым подростком вокруг каждой юбки. Я буду вынуждена подать на вас жалобу совету распорядителей Турнира! А пока что я лично прослежу, чтобы вы больше не повторяли несанкционированные лазания под юбку!
— Послушайте, фрейлейн, вышло недоразумение, вы меня неправильно поняли, — почти захныкал Мак. Он хотел во всех подробностях рассказать о происшедшем, но Илит не была расположена выслушивать байки этого рыжеволосого смазливого соблазнителя, который готов вкручивать мозги женщинам на всех известных языках.
Илит строго оборвала его объяснения:
— Пока на мою жалобу не придет официальный ответ, я перенесу вас туда, где у вас не будет возможности грешить. Да, приятель, посиди-ка в Зеркальной тюрьме.
Мак воздел руки в напрасной мольбе. Поздно! Ничто не действует так быстро, как заклятие взбешенной ведьмы. Даже если она работает ангелом. Не успел Мак и глазом моргнуть, как последовал молниеносный взмах кроваво-красных ноготков и Илит исчезла. Но когда Мак шагнул к тому месту, где она только что была, до него дошло, что из комнаты исчезла не она — исчез он сам.
Как бы то ни было, он находился в каком-то другом месте.
Это была комнатка с неисчислимыми зеркалами. Зеркала занимали все стены, пол, потолок. Было ощущение, что зеркал немыслимое количество — столько просто не уместится на стенах! Отражения сливались в ртутно-серебристые туннели, пропасти, в причудливую топографию Зазеркалья.
Мак увидел себя отраженным в сотнях зеркал под сотнями углов. Он в ужасе повернулся — и мириады его отражений повернулись вместе с ним. Он сделал шаг вперед — его бесчисленные двойники также двинулись вперед, хотя часть двойников, похоже, шагнула назад. Мак сделал еще шаг — и уткнулся носом в зеркальную поверхность. Он отшатнулся, а с ним и большинство его отражений; лишь некоторые будто ни обо что не ударились и ни от чего не отшатнулись… Маку показалось странным и пугающим, что кое-какие отражения не следовали его движениям.
Чем больше он приглядывался, тем более не по себе ему становилось. Одно его отражение сидело в кресле и читало рукопись; вот оно оторвало глаза от чтения, подняло голову и подмигнуло Маку… Другое сидело с удочкой на берегу реки. Это отражение напрочь игнорировало Мака. Напротив верхом на стуле сидело, раскинув ноги, еще одно отражение и нагло улыбалось в лицо хозяину.
Тут Мак усомнился в том, где именно его лицо, и торопливо заметался по комнате, ощупывая зеркальные поверхности, надеясь найти выход из этого жуткого лабиринта. Некоторые отражения суетились вместе с ним. Но большинство уселось за длинный стол и принялось уплетать ростбиф, заедая его йоркширским пудингом. Одно отражение приморилось и легло спать на большую перину, другое отражение сидело на крутом склоне холма и запускало воздушного змея. По мере того как Мак смотрел на этих двойников, каждый из них поднимал голову, словно чувствуя его взгляд, приветственно кивал ему с улыбкой и возвращался к своему делу. Лишь некоторые отражения не обращали на него никакого внимания.
Мак одурело таращился на эту чертову свистопляску двойников, и один внутренний голос провыл: «Я схожу с ума!» Другой внутренний голос спокойно проговорил: «А для меня не найдется книжечки почитать?» Мак почувствовал, что и внутренне он раздваивается, растраивается, расчетверяется…
Оставалось плюнуть на все, закрыть глаза и подумать о чем-либо действительно приятном.
Глава 7
Мефистофель возник из ниоткуда в клубах сернистого желтого дыма. Для знающего человека сам способ появления в покоях княжны Ире говорил о его дьявольски скверном настроении.