Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
— А ну-ка освободите этого человека! — прогремел Мефистофель.
При виде внезапно возникшего перед ним шайтана палач выронил из рук удавку и рухнул навзничь, словно в него молния ударила. Лучники ссыпались с Мака и бросились наутек. Кублай-хан вжался в спинку трона. Марко Поло нырнул под ближайший стол. Княжна Ире ойкнула и сползла без чувств со своего трона.
Только Мак, внезапно очутившийся на свободе, торжествующе повел плечами и приосанился.
— Готов следовать за мной? — спросил его Мефистофель.
— Готов как никогда, хозяин! — крикнул Мак. — Дайте мне только чуточку времени на последнее дело.
Мак подбежал к онемевшему от страха Кублай-хану. Тот завертел головой в поисках подмоги, но Мак уже вырвал у него из руки волшебный скипетр и злорадно прошипел: «Поглядим, сколько ты, гад, проправишь без этой штуки!» Мефистофель тут же взмахнул руками, и оба, демон и его подопечный, мгновенно исчезли.
Какое-то время в Пиршественном чертоге царила мертвая тишина. Медленно приходила в себя стража, выползали из-под столов перепуганные придворные. Наконец Кублай-хан взял себя в руки и обратился к Марко Поло, который стряхивал пыль со своих штанов:
— Марко, это что за чудеса?
— Полагаю, мы наблюдали вполне естественное сверхъестественное явление. Что-то похожее приключилось однажды со мной, когда я, будучи в окрестностях Ташкента и любуясь на полевые цветы, совершенно неожиданно…
На этом месте его несколько сбивчивой речи двери Пиршественного чертога распахнулись. На пороге стояла Маргарита. На ней был недавно приобретенный китайский наряд из переливчатого шелкового муара — с высоким воротником, узкий, эффектно подчеркивающий соблазнительные прелести фигуры. Она успела принять ванну, подвести глаза и губы, надушиться, сделать прическу и маникюр. Очевидно, преподаватели местного языка при дворе Кублай-хана не слишком изнуряли своих учеников — или по крайней мере между уроками хватало переменок для того, чтобы девушка успевала позаботиться о своей красоте.
— Привет всем! — провозгласила Маргарита весело и простодушно. — Я только что закончила очередной урок. Хотите послушать, что я выучила? — И она продолжила на ломаном монгольском: — Карл у Клары украл кораллы.
Девушка очаровательно улыбнулась в ожидании всеобщего одобрения.
— А не казнить ли нам ее, на худой конец? — задумчиво изрек Марко Поло, стряхивая последнюю пыль со своего костюма.
— Почему бы и нет! — с энтузиазмом отозвался Кублай-хан. Мысль о новом душегубстве вернула ему уверенность в себе и бодрое настроение. — Хоть какая-то забава.
— Стража! Палач! — выкрикнул Марко Поло.
Опять произошла небольшая свалка. Лучники вцепились в девушку, а палач поднял с пола оброненную удавку и на все еще шатких ногах стал приближаться к Маргарите.
И тут Мефистофель появился вновь.
— Прости, голубушка, совсем про тебя позабыл, — торопливо сказал он, взмахивая руками, после чего исчезла сперва Маргарита, а затем и он сам.
На этот раз Кублай-хан и придворные не успели даже как следует испугаться и сообразить, что произошло. Пока они стояли с открытыми ртами, появилась череда слуг с очередными кушаньями…
Флоренция
Глава 1
— Итак, Фауст, мы посылаем вас на следующий этап Турнира. На сей раз вы окажетесь в городе под названием Флоренция в 1492 году. Завидую вам, старина! Вы сможете собственными глазами взглянуть на город, который некоторые считают колыбелью искусства нового времени. По мнению многих ученых, Ренессанс начинался именно во Флоренции. Как вам перспективка?
Мак и Мефистофель вели разговор в тесноватом офисе в незастроенном уголке Чистилища — зданьице офиса было единственным строением в округе. Мефистофель использовал это место, когда нужно было посидеть над какими-либо бумагами ночью, в уединении. Простой квадратный деревянный домик с одной комнаткой метра три на три — в Чистилище земля продается по бросовой цене, но Мефистофель предпочел простору уют. На стенах висело несколько пасторалей, написанных масляной краской. Бес удобно развалился на маленькой софе, обтянутой зеленым сатином, а Мак сел на краешек деревянного стула с прямой спинкой. Мефистофель дал своему собеседнику стакан ячменной водки — успокоить нервы после пережитого, когда Мак был на волосок от смерти.
— Собирайтесь с силами, и в путь! — сказал Мефистофель, потирая руки.
Стало быть, передышки не будет, опять в гущу событий, в какое-то место, название которого Мак сроду не слышал. Он тяжело вздохнул и спросил:
— А что такое Ренессанс?
— Простите, дружище, — хохотнул Мефистофель, — я совсем позабыл, что термин «Ренессанс» появился тогда, когда само Возрождение давным-давно закончилось. Короче говоря, милейший Фауст, это слово обозначает один из периодов истории.
— И чего мне возрождать в этом Возрождении? — спросил Мак.
— Ну, вы, батенька, хватили. У вас, одного, кишка тонка, чтобы чем-либо пособить Возрождению. Нет, если я и заговорил о Возрождении как исторической вехе в истории человечества, то только для того, чтобы вы прониклись сознанием важности этого периода и важности предстоящего вам выбора. От вас теперь зависит особенно много.
— Опять эта канитель с выбором? Ладно, а будет из чего выбирать?
— Будет, будет, — заверил Мефистофель. — Мы посылаем вас прямехонько на флорентийский праздник очистительного огня.
— Не люблю, когда огнем балуются, — буркнул Мак. — Кого жечь будут? Надеюсь, не меня?
— Не кого, а что, — спокойно разъяснил Мефистофель. — Флорентийцы в этот день жгут все предметы, тешащие земное тщеславие, — занимательные картинки, зеркала, книжицы и драгоценные манускрипты, засахаренные фрукты и так далее. Все милые сердцу ненужности сваливают в огромную кучу на пьяцца делла Синьория и поджигают.
— Круто, — сказал Мак. — Эти флорентийские ребята, похоже, большие максималисты. И что вы хотите от меня? Чтобы я затушил костер?
— Пальцем в небо.
— Ладно, не томите душу, говорите, что мне предстоит сделать.
— Вам предстоит совершить Поступок, — сказал Мефистофель. — Для того-то мы и выбрали для Турнира именно Фауста, ибо вы способны на Поступок, исполненный истинно злых или истинно добрых намерений — каких будет больше, определит Ананке.
— Кто-кто?
— Ананке — так древние греки звали богиню, которая олицетворяла для них изначальную природную стихию Необходимости, стихию неотменимого, заранее предопределенного. В сущности, все и вся будет в итоге судимо богиней Необходимости.