Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
Мак проходил мимо торговых рядов, полки которых ломились от одежды на продажу, кухонной утвари, восточных пряностей, мечей и кинжалов на любой вкус. Тут продавали фарфоровую посуду, там арбузы, а дальше — речную рыбу.
Глаза у Мака разбегались от множества интересных вещей, но он решил прежде всего снять комнату в гостинице. Первым делом он заглянул в кошелек и удовлетворенно хмыкнул: денег было более чем достаточно — скупой на советы, в финансовом отношении Мефистофель был щедр. Маку приглянулся постоялый двор в аккуратном доме, выкрашенном в нежные пастельные тона; рядом с золотым листом на вывеске красовалось название «Парадизо».
Хозяин, краснолицый детина с примечательным прыщом на носу, вначале отнесся к Маку с подозрением — порядочные путешественники посылают вперед себя слугу, чтобы тот снял номер в гостинице. Но когда Мак протянул ему золотой флорин, хозяин «Парадизо» сразу же подобрел и рассыпался в любезностях.
— Мои лучшие комнаты к вашим услугам, драгоценнейший доктор Фауст! Вы прибыли в благодатное время, в разгар праздника — нынче флорентийцы жгут все, что тешит земное тщеславие.
— Слыхал о вашем обычае, слыхал, — сказал Мак. — Костер разожгут далеко отсюда?
— Рукой подать — пройдете две улицы, до пьяцца делла Синьория, там все и происходит, — ответил владелец «Парадизо». — Вам посчастливится наблюдать одно из замечательнейших событий нашей эпохи. Джироламо Савонарола пообещал, что в этом году обряд сожжения будет по-настоящему впечатляющим!
— Что за человек этот Савонарола? — осведомился Мак.
— О, среди нищенствующих монахов нет святее его! Он настоятель монастыря доминиканцев и великий проповедник. Доступный, простой человек, не то что прочие церковники. А в каких крепких выражениях он обличает зажравшихся клириков — заслушаешься. И индульгенциями, дескать, они торгуют, и на симонии они наживаются, не говоря уже о прочих мерзостях. К тому же Савонарола горячий сторонник крепкого союза с Францией.
— А что дает этот союз?
— Французский король обязался по договору защищать нас от папы, который хочет вернуть к власти флорентийскую династию Медичи.
— А сами вы не любите Медичи? — спросил Мак.
— Отчего же, правители они неплохие, — сказал владелец постоялого двора. — Скажем, Лоренцо Медичи прозвали Великолепным вполне по заслугам. При нем процветали искусства. Да и весь город превратился в один из красивейших городов подлунного мира.
— И тем не менее народ не очень-то его любит? Я правильно уловил?
Его собеседник пожал плечами:
— А чьими мозолями все это великолепие создано-нажито? Простой народ горбатится, а много ли видит награды? Да и вообще мы, флорентийцы, вольные люди и не потерпим над собой власти одного семейства, пусть даже такого прославленного, как семейство Медичи.
Мак наскоро осмотрел свои комнаты и остался доволен. Он уже освоился с жизнью на широкую ногу. Теперь следовало найти Маргариту.
Содержатель постоялого двора подсказал гостю, что рынок, где продаются шелка, находится на небольшой площади на фьезольской дороге. Маку этот рынок напомнил восточный базар сгрудившиеся лавчонки, видимо-невидимо всяких притирок и снадобий для использования в банях, узкоглазые физиономии китайских купцов с волосами, собранными сзади в косицу. Здешний рынок был завален муаровыми шелками, в которых щеголяла вся фландрская и нидерландская знать, а также шелками двойной покраски, самыми модными в том году в Амстердаме, и готовыми сорочками и рубахами из шелка-сырца. Между рядами лавок затесалось множество столов, у которых можно было выпить кофе, отведать спагетти — их рецепт привез в Италию не кто иной, как Марко Поло, только в Китае их упрямо называли лапшой.
Мак нашел Маргариту в просторном магазинчике, нисколько не похожем на тесные, заваленные товаром лавки. Владелец магазинчика был явно одним из родоначальников будущей системы бутиков, столь изменившей обычаи богатых покупателей. Девушка любовалась приглянувшейся обновкой в высоком зеркале.
Хозяин, юркий коротышка с заячьей губой, но — видимо, в порядке компенсации — с отменными жемчужными зубами, держал огромное зеркало в руках и проворно, с готовностью забегал с ним то с одной стороны покупательницы, то с другой.
— Ах, синьор, вы верно подгадали свое появление! — почти пропел он, увидев Мака. — Ваша дама хороша как никогда!
Мак снисходительно улыбнулся. Деньги не его потом заработаны, так что можно позволить себе быть щедрым.
— Бери, малышка, тебе очень к лицу, — сказал он Маргарите.
— Погляди, — защебетала Маргарита, — я отобрала вот эти прелестные бальные наряды. Иоганн, тебе надо непременно взглянуть на мужскую одежду. У синьора Энрико широкий выбор самых модных камзолов и фуфаечек.
— Фуфаечек? — переспросил Мак.
Синьор Энрико заулыбался еще пуще, ласково сияя карими глазами:
— Фуфаечки для повседневной носки — последний крик моды из Венгрии. Имеются также божественные узкие панталоны с гульфиками восхитительного фасона, которые не грубо выпячивают мужские достоинства, а лишь намекают, дразнят.
— Он просто душка, этот синьор Энрико! Умеет про все сказать такие милые слова, — умиленно восхитилась Маргарита.
Мак почувствовал себя в слегка дурацком положении — в науке нежного пустословия он был не весьма сведущ. Но тут же утешился тем, что женщин надо баловать дорогими подарками, и щедрость мужчины привлекает к нему больше миллиона галантных слов.
Как только Маргарита подобрала себе достаточно нарядов, Мак занялся примеркой обновок для себя — если денег не хватит, решил он, всегда можно попросить авансик у Мефистофеля. Правда, хитрый бес не называл конкретного размера грядущей награды. Надо было еще раньше надавить на Мефистофеля, подосадовал про себя Мак, и узнать точную сумму. Ну да ладно, при первой же встрече поговорим об этом. А пока Мак решил наслаждаться богатством на полную катушку — чтобы загодя прочувствовать всю прелесть предстоящего золотого дождя. А ну как он останется равнодушным к роскоши — чего тогда стараться заработать капитал, время терять!
— Душечка, ты выглядишь еще красивей, чем обычно! Но теперь заканчивай с покупками, у меня много дел.
— Что ты думаешь предпринять, любовь моя?
— Надо найти картину Боттичелли. Если найду, могу получить за нее весьма хорошую цену.
— Вам нужен Боттичелли? — спросил синьор Энрико. — Возможно, я могу пособить. У меня много знакомых среди художников. Что касается живописи, я на многое способен, уж положитесь на мое мнение. Впрочем, что это я говорю! Синьор, наверное, сам большой знаток живописи и прекрасно во всем разбирается.