Миры Роджера Желязны. Том 17
Шрифт:
— Нет, — мотнул головой Мак, — с тех пор как я здесь очутился, сюда заглядывал только дух женского пола по имени Илит, и больше никто.
— Не она меня интересует. Сюда обещал прибыть граф Сен-Жермен для встречи со мной. Надеюсь, он не заставит себя долго ждать.
— Это что еще за граф?
Фауст бросил на Мака презрительный взгляд и снисходительно пояснил:
— Один из величайших чародеев, каких видел свет. Он будет жить намного позже меня.
— Но вы же мой современник! — сказал Мак. — Откуда вам знать про чародея, который еще не родился!
— На то я и маг — самый великий из всех живших на свете, чтобы знать такие вещи. Вполне естественно, что я знаю всех своих коллег-чародеев — как в прошлом, так и в будущем. Все настоящие маги постоянно общаются — неважно, живы они, или уже умерли, или еще не родились.
— С какой стати вы хотите встретиться с этим Сен-Жерменом?
— Ну, не хотелось бы мне преждевременно раскрывать карты, — ответил Фауст. — Скажем так: я готовлю небольшой сюрпризец.
— Сюрпризец? — насторожился Мак. — Чего ради? Ведь Турнир уже завершен!
— Завершен, тут ты прав. Но мне занятно, как Ананке оценит твои неуклюжие и невежественные попытки изменить ход истории. Да, Турнир закончился. Однако последнее слово еще не сказано. Говоря предельно лаконично, бесценный ты мой, Фауст еще не заявил о себе по-настоящему.
— Фауст? Вы имеете в виду себя?
— А кого же еще? Другого Фауста не существует.
— Это как сказать… В некотором отношении я тоже Фауст.
Фауст одарил Мака длинным пристальным взглядом, высокомерно откинул голову назад и рассмеялся.
— Это ты-то Фауст? Друг ты мой ситный, ты есть полная противоположность идее Фауста — жалкий беспринципный тип, птица до смешного низкого полета. Неотесанный мужлан, который смотрит в рот каждому, кто возьмется им командовать; ненадежный друг; невежа в вопросах истории, философии, политики, алхимии, физики, оптики, этики. И, разумеется, ничего не смыслишь в королеве всех наук — магии. — С безжалостной ухмылкой Фауст продолжал: — Да, Мак, ты на какое-то время, так сказать, влез в чужие туфли — как ребенок из баловства надевает башмаки своего отца и может даже сделать в них несколько шагов. Но теперь твое клоунское представление на подмостках истории, к счастью, завершилось. Приятель, в тебе нет ни грана от Фауста. Да что там, ты просто заурядное ничтожество, которое ничьего интереса не вызывает. Ты мельчайшая дробь рода человеческого, и ты нам осточертел, пора тебе убираться отсюда восвояси!
— Ой ли?.. — с яростью начал Мак, в груди которого все закипело от этих бессвязных оскорблений. Но ему не перед кем было излить поток возражений — Фауст сделал ловкий молниеносный жест левой рукой и исчез из комнаты.
— Ах, если бы я мог так вот перемещаться!.. — произнес Мак вслух. Уж очень ему было нудно и противно в этом зале ожидания — Чистилище было худшим из мест для человека с его темпераментом. Гнев Мака сменился жалостью к самому себе, и он продолжил: — Самое настоящее свинство — заставить меня тягаться с историческими знаменитостями, не говоря уже о духах и магах, которые переносятся куда хотят в мгновение ока, а я, простой смертный, ничем не выдающийся, только и умею, что ходить на своих двоих, и нет у меня ни семимильных сапог, ни ковра-самолета, ни волшебной палочки, и каждый шаг мне дается потом и кровью!..
— Кто у нас так распричитался? — прозвучал за его спиной сочный саркастический голос.
Мак повернулся как ошпаренный — он-то был уверен, что в доме никого больше нет.
Перед ним стоял Одиссей: высокий могучий осанистый мужчина, величавый в свеженакрахмаленной и отутюженной тунике. Поверх туники был наброшен плащ, спадавший столь живописными складками, что требовал ваятеля — запечатлеть на века. Черты лица Одиссея были чрезвычайно аристократичны, сам он был исполнен такого благородства, что Мак с его веснушчатой физиономией простолюдина и коротким толстым носом рядом с ним мог показаться заправской обезьяной. Сверх того, греческий герой был на голову выше Мака и сквозь медь его загара проступали бугры великолепно развитых мускулов.
— Здравствуйте, Одиссей, — сказал Мак. — Какими судьбами?
— Заглянул по дороге на Всеобщую ассамблею, где я, быть может, вставлю словечко от себя, прежде чем Ананке произнесет окончательный приговор. А вы что тут делаете?
— Жду Мефистофеля с наградами, которые он мне обещал.
— Думаете, разумно принимать дары от этого типа? Что касается меня, я бы ни обола не взял из рук нынешних злых духов. Эта шатия норовит сделать вас своим рабом, каждый их дар я бы уподобил своему изобретению — Троянскому коню. Лучше с ними не связываться. Впрочем, кому что нравится. Прощайте, старина Мак.
С этими словами Одиссей выпустил из своего кожаного мешка еще одного духа странствий — и был таков.
— Древние греки просто надутые индюки! — в сердцах воскликнул Мак, когда Одиссей исчез. — Их древние боги работали на них не покладая рук, вот они и успели наворочать так много. Да, в былые времена боги пеклись о людях. А вот мне, человеку новой эпохи, пришлось полагаться исключительно на свои силенки, на свой слабенький умишко, чтобы лавировать в разных эпохах и обстоятельствах, и зарабатывать мозоли на не Бог весть каких крепких ногах. Есть путешествия, которые просто непосильны для двуногих…
— Ерунда! — произнес кто-то за его спиной.
Мак уже не вздрогнул. Это не домик, а какой-то проходной двор. Очевидно, есть некий магический механизм, который превращает маленький особнячок в Чистилище в место остановки всех странствующих. И они непременно возникают у Мака за спиной!
Мак обернулся и увидел гнома Рогнира, который, в отличие от прежних посетителей, появился из дыры в полу.
— Нет, не ерунда! — возразил Мак. — Все тутошние перемещаются с помощью колдовства. Сказали одно словечко — и уже в том месте, куда хотели попасть. А мне надо шагать и шагать, и порой я даже не знаю, куда шагать…
— Бедняжечка, как тебе тяжко приходится, — насмешливо сказал Рогнир. — А я, по-твоему, на крыльях ветра летаю?
— Вы? Я как-то упустил из виду… И как же вы путешествуете?
— Старым добрым способом. Пешедралом. Вдобавок гномы не просто ходят, им приходится рыть туннели, чтобы попасть из одного места в другое! Попробуй-ка двигаться, разрывая землю перед собой, — как тебе это понравится?
— Не очень, — искренне признался Мак. — Верно, временами почва бывает весьма каменистой…