Миры Роджера Желязны. Том 21
Шрифт:
Брэнд усмехнулся, поднял и опустил правую руку.
— Стало быть, мы либо квиты, либо в долгу друг перед другом, в зависимости от того, как каждый из нас смотрит на вещи. Пожалуй, сейчас мы с тобой друг в друге нуждаемся, так что небольшая порция взаимной лести не повредит.
— Ты юлишь, Брэнд, хочешь мне зубы заговорить. И вдобавок портишь мне замечательный день. Я просто преисполнен идеализма. Ты выдернул меня из постели, чтобы что-то сказать. Прошу.
— Все тот же неисправимый старина Корвин, — усмехаясь, проговорил Брэнд и отвернулся. — А может, нет? Может, я ошибаюсь? Не изменился ли ты, как полагаешь? Столько времени прожить в Тени, не зная, кто ты на самом деле такой? Будучи частицей совсем другого мира?
— Может, я и переменился, — сказал я. — Не знаю. Да, пожалуй, что так. Одно качество я за собой замечаю четко: я стал намного быстрее выходить из себя, как только дело касается семейных интриг.
— Хочешь разговора начистоту — прямого, откровенного? Дело превыше всего и так далее? О, тогда ведь теряется масса удовольствия!.. Но в этой новизне что-то есть, определенно. Держать всех в подвешенном состоянии, наносить неожиданные удары… Да, да. Это, пожалуй, ценно. И свежо. Ладно. Не психуй. Покончим с увертюрой. Любезностями мы обменялись. Сейчас я обнажу Истину, сорву с нее покровы Незнания и извлеку из туманных складок Тайны жемчужину сокровенной сути. Но для начала — маленькая просьба, если не возражаешь. У тебя не найдется закурить? Я столько лет об этом мечтал. Давай закурим и отпразднуем мое возвращение домой.
Я уже собирался ответить, что закурить нечего, но вспомнил, что в ящике письменного стола есть сигареты — я сам их там оставил. Не скажу, чтобы мне безумно хотелось вставать, но я сказал: «Минутку» — и встал.
Шагая к столу, я изо всех сил старался не покачиваться. Подойдя к нему, я сделал вид, будто небрежно оперся о крышку, тогда как на самом деле навалился на руку всей тяжестью тела. Хорошо еще — плащ маскировал мои движения.
Я нашел в ящике пачку сигарет и вернулся к Брэнду, по пути остановившись у камина, где прикурил сразу две сигареты. Брэнд взял у меня одну и поинтересовался:
— Что это у тебя рука так дрожит?
— Перебрали вчера и не выспался, — ответил я.
— А, вот оно что… А ведь можно себе представить, а? Ну как же, все вместе в кои-то веки! И такой успех — нашли меня, вернули домой… А потом кто-то, вконец отчаявшись и жутко психуя, сделал свое дело. Тут, правда, успех вышел не окончательный. Я был ранен и умолк, но вот надолго ли, это вопрос. А потом…
— По твоим словам, ты знаешь, кто это сделал. Ты пошутил?
— Вовсе нет.
— Кто же?
— Всему свое время, дорогой братишка, всему свое время. Последовательность, порядок и расстановка ударений — вот что главное в этом деле. Позволь мне изложить тебе всю драму, так сказать, в исторической ретроспективе. Итак, меня кольнули в бок, и вы все собрались в кружок. Ах! Чего бы я только не отдал за то, чтобы лицезреть эту дивную картину! Ты не мог бы мне описать, какие у всех в то мгновение были физиономии?
— Боюсь, что физиономии меня тогда меньше всего интересовали.
Брэнд вдохнул и пустил облачко табачного дыма.
— Как славно! — с улыбкой проговорил он. — Ничего, я и так всех вижу будто наяву. У меня богатое воображение, ты же знаешь. Шок, потрясение, удивление, постепенно переходящее в подозрительность, страх… А потом, как мне было сказано, вы все ушли, а душка Джерард остался тут нянчиться со мной. — Брэнд умолк и стал смотреть на синеватую струйку дыма. На миг лицо его стало серьезным. — Знаешь, — задумчиво произнес он, — Джерард — единственный честный человек среди нас.
— В моем списке популярности он оценивается довольно высоко, — сказал я.
— Он меня выходил на славу. Вечно он всех выхаживает. — Брэнд ни с того ни с сего хихикнул. — Честно говоря, не знаю, чего бы это ему так обо мне беспокоиться… Пока я валялся без сознания и мало-помалу поправлялся, вы, видимо, собирались потолковать о делах. Искренне сожалею, что мне не удалось поприсутствовать. О, сколько же там всего было!.. Эмоции, подозрения, вранье — и все сплетается, наталкивается одно на другое, и никто не хотел уходить и пожелать остальным спокойной ночи первым. Видимо, через некоторое время у вас там стало просто замечательно. Все из кожи вон лезли — старались вести себя как можно лучше, каждый приглядывал за остальными и старался кого-нибудь очернить. Ох уж мне эти попыточки отыскать единственного виновника всех бед… Ну, наверное, отыскались козлы отпущения, и в них было брошено некоторое количество камней… Но в итоге так ни до чего не договорились, верно?
Я поддакнул, восхищенный логичностью рассуждений и воображением Брэнда, и решил дать ему возможность повысказываться еще в этом духе.
— Сам же знаешь, что верно, — упрекнул я. Брэнд стрельнул в меня глазами и продолжал:
— Но наконец все разошлись, чтобы ворочаться с боку на бок без сна, гадать и выстраивать в уме головокружительные схемы… Да, ночью наверняка происходили потаенные перевороты. Признаюсь, жутко приятно сознавать, что все как один тревожились о моем драгоценном здоровье. Кое-кто, безусловно, искренне желал, чтобы я пришел в себя, кому-то этого вовсе не хотелось. А посреди всего этого круговращения эмоций валяюсь я, слабый, беспомощный, не желающий разочаровывать тех, кто всей душой — за мое выздоровление. Джерард сразу накинулся на меня и давай выпытывать подробности. Когда мне это надоело, я послал за тобой.
— На всякий случай, если ты до сих пор этого не заметил, обрати внимание: я пришел. Что ты хотел мне открыть?
— Спокойствие, братец! Спокойствие! Припомни, сколько лет ты проторчал в Тени, понятия ни о чем не имея… — Брэнд очертил зажатой в пальцах сигаретой круг. — Ты ведь ждал столько времени, пребывая в неведении, пока я не нашел тебя и не попытался восстановить тебя в твоих правах. Что, по сравнению с этим, какие-то жалкие мгновения?
— Мне говорили, что ты искал меня, — вернулся я к интригующей теме. — Меня, честно сказать, это удивило — ведь мы расстались не в самых лучших отношениях.
— Это точно. Но со временем я прощаю обиды. Я фыркнул.
— Я вот думаю, стоит ли тебе рассказывать все и чему из сказанного ты поверишь, — прищурившись, проговорил Брэнд. — Сомневаюсь, что ты примешь все, как есть, но смею тебя заверить, что, за исключением кое-каких мелочей, намерения у меня самые альтруистические.
Я снова фыркнул.
— Однако это правда, — продолжал Брэнд. — И дабы ты не сомневался, я добавлю: мои намерения таковы, что другого выбора у меня просто нет. С чего же начать? Начало — это всегда самое трудное… С чего бы я ни начал, всегда отыщется что-то такое, что было раньше… Тебя тут так долго не было. Но если уж отталкиваться от чего-то, то пусть это будет престол Амбера. Ну, вот я и произнес эти слова. Видишь ли, сразу после твоего исчезновения мы стали придумывать, как бы захватить престол. В некотором смысле эти размышления были подстегнуты тем, что ты исчез. Отец подозревал, что к этому приложил руку Эрик, но доказательств не имел. Ну а мы провоцировали и эксплуатировали это чувство — там словечко, сям словечко, еще и еще. Годы шли, тебя никак не удавалось разыскать, и все сильнее казалось, что ты и в самом деле умер. Неприязнь отца к Эрику росла с каждым днем. Как-то вечером, когда за столом собрались почти все наши, я завел какой-то совершенно нейтральный разговор, и отец заявил, что никто из нас, братьев, никогда не воссядет на престоле Амбера. Говоря это, он не спускал глаз с Эрика. Ты знаешь, как папаша умел порой посмотреть. Эрик зарделся, будто солнце на закате, у него, похоже, кусок в горле застрял. А потом папаша пошел дальше, гораздо дальше, чем все мы ожидали или хотели. Честно тебе скажу — не знаю, для чего он все это выложил: не то дал волю чувствам, не то действительно говорил, что думал. А сказал он, что почти наверняка решил назначить тебя своим преемником, а потому твое исчезновение принимает очень близко к сердцу. Он не заговорил бы об этом, если бы не был уверен в том, что тебя нет в живых. Через несколько месяцев мы воздвигли твой склеп, чтобы слова отца обрели материальное подтверждение, а еще постарались, чтобы никто не забывал о тех чувствах, которые папаша питал к Эрику. После тебя мы считали Эрика главным претендентом на престол.