Миры Роджера Желязны. Том 24
Шрифт:
— Извини. Можешь объяснить, что происходит?
— Если ты о новых указаниях, то их еще нет. Однако я думала — теперь, когда я это умею — так вот, это место становится все более интересным. Взять хоть призраков Пути. Путь не может проникнуть сюда сам, но засылает агентов. Как ты полагаешь, не способен ли на то же Логрус?
— Все может быть.
— У меня сложилось впечатление, что здесь, за изнанкой реальности, между Тенями, у них идет поединок. Вдруг это место существовало раньше? До Тени? Вдруг они сражаются здесь изначально, неким загадочным метафизическим способом?
— А нам-то что?
— Тогда, возможно, и сама Тень — побочный продукт напряжения между полюсами.
— Боюсь, Фракир, ты недослышала мой вопрос.
— Вдруг и Амбер, и Владения Хаоса созданы лишь затем, чтобы поставлять агентов для борьбы?
— А вдруг эта мысль внушена тебе Логрусом вместе со способностью говорить?
— Зачем?
— Да все за тем же. Чтоб я поверил, будто борьба важнее людей. Еще один способ принудить меня к выбору.
— Мне не кажется, что мной управляют.
— Ты сама призналась, что научилась думать совсем недавно. А для новичка ты рассуждаешь уж больно отвлеченно.
— Правда?
— Поверь.
— И что это означает?
— Нежелательное внимание сверху.
— Я бы выбирала выражения, пока мы остаемся в зоне их боевых действий.
— Сифилис на оба их дома! [10] Не знаю почему, но я им нужен. Они все проглотят.
10
Перефразировка из «Ромео и Джульетты» В Шекспира «Чума на оба ваших дома!»
Впереди глухо заворчало.
— Видишь, о чем я?
— Блеф.
— Чей?
— Думаю, Пути. Похоже, этот сектор реальности контролируют его призраки.
— Сам понимаешь, мы можем кардинально заблуждаться. Все наши догадки — выстрелы наугад.
— Мне кажется, это по мне стреляют наугад. Вот почему я отказываюсь играть по чужим правилам.
— И что ты предлагаешь?
— Расслабься и виси спокойно, а скажу «Убей!» — выполняй. Пошли, куда идем.
Я снова побежал, прочь из тумана — пусть призраки останутся призраками в призрачном городе.
Яркая дорога на темной равнине, я бегу — обратное смещение Теней, словно местность пытается изменить меня. А впереди — вспышки и снова гром, по бокам возникают и пропадают виртуальные уличные сценки.
И вдруг оказалось, что я бегу наперегонки с самим собой — на яркую дорогу выскочила темная фигура, и я не сразу понял, что это — отражение. Движения бегущего справа повторяли мои, мимолетные сценки справа от меня зеркально воспроизводились слева от него.
— Что происходит, Мерль?
— Не знаю, — сказал я, — только мне надоели символы, аллегории и прочая метафорическая шелуха. Если это означает, что жизнь — состязание с самим собой, то можно было придумать и что-нибудь посвежее — разве что силы, устроившие это шоу, расписываются в своей банальности. Вполне в их духе. Как ты думаешь?
— Думаю, что тебя вполне может испепелить молнией. Молнии не последовало. Мой зеркальный двойник все бежал. Это продолжалось дольше, чем прежние придорожные сценки. Я совсем было решил не обращать на него внимания, когда мое отражение внезапно поднажало и вырвалось вперед.
— Охо-хо-хо.
— М-да, — согласился я и тоже прибавил скорости, чтоб сократить разрыв.
Мы сравнялись и теперь бежали параллельно, в нескольких метрах друг от друга. Он снова начал отрываться. Я еще приналег и нагнал. Потом, сам не зная почему, вдохнул, пригнулся и рванул вперед.
Мой двойник заметил это, ускорился, начал догонять. Я тоже прибавил шагу, сохраняя разрыв. Куда это мы чешем?
Впереди дорога расширялась, и поперек нее, похоже, была натянута ленточка. Отлично. Что бы это ни означало, я должен прийти первым.
Метров сто я лидировал, потом моя тень вновь начала нагонять. Я припустил быстрее и какое-то время удерживал сократившуюся дистанцию. Тут он взял скорость, которую, мне казалось, не сможет сохранить до ленточки. Впрочем, кто его знает. Я поднажал еще. Я бежал со всех ног.
Сукин сын все нагонял, наконец мы сравнялись, и он меня обошел. Потом вдруг споткнулся — я мигом оказался рядом, но он больше не оступался и сохранял прежний бешеный темп. Я решил не останавливаться, пока не разорвется сердце.
Мы бежали голова к голове. Я не знал, есть ли у меня силы на последний рывок, не знал, бегу ли я чуть впереди, вровень или чуть позади. Мы мчались по параллельным сверкающим дорожкам к яркой полоске, и вдруг ощущение зеркального раздела исчезло. Две узких дорожки превратились в одну широкую. Руки и ноги двойника двигались независимо от моих.
Чем меньше оставалось до финиша, тем ближе мы бежали друг к другу и наконец оказались совсем близко. И тут стало видно: я состязался отнюдь не со своим отражением. Волосы его развевались на ветру, и я заметил: левого Уха нет.
Силы для финального рывка нашлись. И у него тоже. Мы достигли ленточки почти одновременно. Кажется, я все-таки раньше, но точно не скажу.
Мы, задыхаясь, рухнули на землю. Я сразу перекатился на бок, чтобы не спускать с соперника глаз, но он просто лежал и судорожно глотал воздух. Я положил руку на эфес. Кровь стучала в висках.
Когда я более-менее отдышался, то заметил:
— Не знал, что ты умеешь так быстро бегать, Джарт. Он хохотнул:
— Ты много чего обо мне не знаешь, брат.