Миры Роджера Желязны. Том 29
Шрифт:
— Я знал, что вы так и подумаете, сэр. Значит, мы поворачиваем и идем воевать против них?
— Я пренебрег бы своими обязанностями, если бы мы этого не сделали.
— Я думаю точно так же, сэр.
— Спайдо, я считаю, ты действительно кое-чему научился в Армбрассе.
— Ирония, да, сэр?
— Вот именно. Если ты лжешь, то еще кое-чему научишься.
— Клянусь честью, я бы умер раньше, чем солгал вам, сэр.
— Или уж точно после, Спайдо.
Глава 3
Посещения и откровения
Гар предпочел предоставить
Второй, и более убедительной причиной, почему он предоставил Спайдо выбирать дорогу, была уверенность в том, что любой из его старых врагов, стараясь предугадать действия Гара Квитника, будет совершенно не способен предсказать поступки Спайдо. Маршрут, по которому они двинулись дальше, не был прямым, как стрела, зато выигрывал с точки зрения красот сельского пейзажа Фолтейна, на который Гар прежде не обращал никакого внимания. Когда они ехали по Дорнским Долинам, раскинувшимся к западу и к югу от Даннских Провалов, Гар вспомнил одно из стихотворений Джорда Индера, «Долины и Провалы», в котором Дорн изображался шелковым гобеленом, скомканным и брошенным на землю богами. Некоторые из метафор, включенных в это стихотворение, были основаны на женской анатомии, и Гар без труда совмещал их с образом Домино. Убийца заглушил в себе боль, вызванную воспоминаниями, и мысленно поздравил поэта с тем, как точно он схватил и отразил сущность Дорнских Долин.
Они проехали еще немного, затем Гар повернулся к Спайдо:
— Ты видишь женщину в этих холмах, Спайдо?
— Вроде бы нет, сэр. А должен видеть?
— Плодородные долины, холмы, впадины тебе ни о чем не говорят?
— Это, должно быть, одна из тех «тропических аллюзий», сэр, которые видятся человеку, когда у него сильная лихорадка от жажды, или когда солнце напечет ему голову до умопомрачения? У меня где-то есть запасная шляпа, сэр.
— Благодарю, Спайдо, со мной все в порядке. Просто вспомнил кое-что.
— О, например, ту, по которой вы сохли? — И, заметив, как Гар нахмурился, Спайдо прибавил: — То есть «сохли» в том смысле, как это свойственно хингу-Грашаншао, конечно, сэр.
— Я понимаю, Спайдо. — Гар на секунду задумался над вопросом, затем кивнул: — Любовь — сила могучая и недобрая, правда?
— Правда, сэр. Принц Рэнго погубил старого Каларана из любви к своему народу и принцессе Риссе, разве не так, сэр? — Спайдо улыбнулся. — А я люблю свою матушку, и поэтому пишу ей — ну, не совсем ей, а тому, кто ей может прочесть письмо — и сообщаю о событиях из моей жизни и моего героического похода против Долоникуса… и его когтистых убийц.
— Я думал о любви к другому человеку, не родственнику.
— О да, сэр, это я понимаю, сэр…
Голос Спайдо упал до еле слышного шепота, что привлекло внимание Гара.
— У тебя есть возлюбленная, там, в Торфее? Спайдо вспыхнул и кивнул:
— Теперь вы меня подловили, сэр. Прекрасная Цветок Тыквы — та, которую я люблю.
— Цветок Тыквы?
— Видите ли, сэр, она — двенадцатая дочь в семье, а всех остальных назвали именами цветов, например, Ромашка, Примула, Роза…
— И твоя мать, с ее богатым воображением, помогла придумать имя «Цветок Тыквы».
— Откуда вы знаете, сэр?
— Есть многое, что знает хингу-Грашаншао, Спайдо.
— Да, сэр, это я понимаю, сэр. Во всяком случае, Долоникус представляет угрозу для моего Цветка Тыквы.
— Он намерен сделать ее своей женой?
— Не совсем, сэр. Он намерен скормить ее когтистым убийцам. — Спайдо покачал головой. — Он раньше намеревался жениться на ней, но она ему отказала и пролила горячий суп ему на низ живота — она всегда была несколько неуклюжей…
— Зато отличается прекрасным характером и добродетелью.
— Вы говорите так, словно знаете ее, сэр. Во всяком случае, поскольку в тот момент Долоникус был только отчасти прикрыт простыней, он немного обварился и был очень зол, пока не вылечился. Цветок Тыквы с тех пор скрывается и живет у тех людей, которые ее соглашаются принять…
Гар прищурился:
— В основном у холостяков, потому что Долоникусу никогда бы не пришло в голову искать Цветок Тыквы в доме у одинокого мужчины, где женщина столь добродетельная и не помыслила бы спрятаться.
— Хингу-Грашаншао обладают вторым зрением, это точно, сэр. Словно вы читали письма моей матушки — ну, не ее…
— Ты объяснил мне весь процесс по крайней мере четыре с половиной раза, Спайдо.
— Ваша правда, сэр. Собственно, Цветок Тыквы и есть та причина, по которой нам приходится идти в Торфей и убить Долоникуса, а следовательно, она является причиной того, что я нуждаюсь в вас, чтобы закончить свое обучение и стать хингу-шаншао — тогда я смогу его убить.
— Прежде чем я смогу это сделать, Спайдо, мне необходимо определить, что ты знаешь о хингу. Ты настолько мало в нем разбираешься, что даже не знал, что Тринадцати Истин или Девяти Правил не существует.
— Да, сэр.
— Но они действительно существуют, Спайдо. Его помощник выглядел еще более сбитым с толку, чем всегда.
— Да, сэр; то есть, наверное, нет, сэр. — Спайдо опустил плечи и сгорбился. — Мне еще многому надо научиться, правда?
— Тебе и всем остальным хингу-кун. — Гар сдержал улыбку, чтобы еще больше не напугать его. — Видишь ли, Спайдо, сама наука хингу — всего лишь выродившаяся и сокращенная форма гораздо более старого искусства, называвшегося Тиан-ши-шеки. Хингу означает смерть, но Тиан-ши-шеки труднее перевести с древнетермеанского. Самое близкое значение — это «жизненный цикл», но оно не включает в себя понятия искусства. Если можно так выразиться, Тиан-ши-шеки — это философия, практическим воплощением которой является хингу.