Миры Роджера Желязны. Том 7
Шрифт:
Конечно.
Какой другой судьбы можно было ожидать, когда повстречался с крелем, не говоря уж о целой их толпе? Билли быстро отбросил всякую мысль о том, чтобы привезти его в институт. Мир Кота породил несколько весьма страшных тварей…
Кот. Легок на помине… Именно Кот пересекал равнину — воплощение мощи и гибкости…
Вновь в потоках песка поднялся крель. Кот отступил и начал вытягиваться вверх, передние конечности удлинились. Они сошлись, а Кот пытался оторваться от противника…
На одном ударе барабана картина потускнела. Билли смотрел на антропоморфные фигуры, коней и большую Стоящую Корову. За спиной он слышал плеск воды.
Странно, но за долгие годы он знавал и более диковинные вещи и всегда ощущал, что древние места населяет некая сила. Что-то в этом ее проявлении казалось ободряющим, и он воспринял ее как добрый знак. Билли пропел короткую песню благодарения за видение и повернулся, чтобы продолжить путь. Тени заметно сгустились, а каменные стены теперь были еще выше, и казалось, какое-то время он видел их сквозь радужную дымку.
Назад. Часть его по-прежнему стояла в стороне, но она казалась теперь еще меньше и удаленней. Отрезки жизни между детством и сегодняшним днем стали похожими на сон, мерцающими, и он не заметил, как это произошло. Он начал вспоминать редко употребляемые названия окружающих вещей, которые, как он думал, давно забыл.
Справа от него дождь усилился, хотя тропа по-прежнему была укрыта стеной каньона. Вспышка молнии, казалось, осветила на мгновение красноватый путь, тянувшийся перед ним.
— Крель, крель, — напевал Билли. — Освободить Кота, чтобы убить страгийку. Найти креля, чтобы убить Кота…
Что тогда? Он усмехнулся. Нет ответа на странное видение. Разум играл окружавшими каменными формами. Индейцы Равнины извлекли больше из культа Каменных людей, чем его народ. Но теперь казалось, что он почти мог ухватить внутри этих фигур проблески некоего присутствия. Как звали того бледнолицего философа, который ему нравился? Спиноза. Да. Все сущее живо, все оно связано, внутренне и внешне, повсюду. Очень по-индейски.
— Ха ла тсе кис! — выкрикнул он, и эхо возвратилось к нему.
Зигзагообразные молнии заплясали над кромкой высокой скалы, а когда их зарницы потускнели, он понял, что наступает ночь. Билли ускорил шаг. Хорошо бы миновать каньон Множества Вишен к тому времени, когда воцарится полная тьма.
Почва резко ушла из-под ног, и он начал пробираться через трясину, нащупывая путь перед собой палкой. Потом очистил сапоги и пошел дальше. Он провел ладонью по поверхности камня, ощущая его влажную гладкость и шероховатость. Облизал большой палец и вновь стал всматриваться в затененные места.
Пока он шел вперед, мгновения приходили и уходили, словно темные волны среди камней. Мимолетные образы вызывали свободные ассоциации — родовые и личностные.
Казалось, они плывут к нему из вторгающейся тьмы, их бушприт разрезал напополам поле его зрения. Это была Скала-Корабль в миниатюре, выходившая на поверхность впереди.
Пока он шагал, они разрастались и заполняли его разум…
Необоримо его отбросило назад. Вновь небо стало голубым стеклом над головой. Ветер был резким и холодным, камни неровными, подъем постепенно становился все круче. Вскоре настанет время связаться веревкой. Они приближались к почти вертикальным вершинам…
Он оглянулся — вот упорно карабкается Дора, ее лицо раскраснелось. Она была хорошей альпинисткой, совершала восхождения во многих горах. Но тут было нечто особое, запрещенное испытание…
Он заскрежетал зубами и проворчал:
— Дура!
Они поднимались на тсе-би-даи — скалу с крыльями. Белые называли ее Шипрок — Скала-Корабль. Ее высота составляла семь тысяч сто семьдесят восемь футов, и она была покорена лишь раз, двести с лишним лет назад. Многие погибли, пытаясь взойти на нее.
А Дора любила восхождения. Правда, что она никогда не предлагала предпринять это, но отправилась вместе с ним. Да, идея была его, а не ее.
Внутренним оком он увидел их крохотные фигурки на лицевой грани скалы — тянущиеся вверх, подтягивающиеся, снова тянущиеся. Его идея. Скажи ему зачем. Скажи Хастиехогану, богу ночи, зачем — чтобы он смог рассмеяться и послать на тебя черный ветер с севера.
Зачем?
Он хотел показать ей, что не боится табу Народа, что он лучше, мудрее, искушеннее Народа. Он хотел показать ей, что на самом деле духовно он не один из них, что он свободен, как она, что он выше подобных вещей, что он смеется над ними. И только много позднее его осенило, что подобная вещь была для нее неважна, что он танцевал танец страха лишь для себя самого, что Дора никогда не считала его ниже себя, что его поступок был необязательным, жалким. Но он в ней нуждался. Она была новой жизнью в новое, пугающее время и…
Когда он услышал ее крик, то насколько мог быстро повернулся и потянулся к ней. Вероятно, дюймов восемь разделяли кончики их пальцев. А потом она исчезла, сорвавшись.
Он видел, как она несколько раз ударилась о камни.
Наполовину ослепленный слезами, он проклинал горы, проклинал богов, проклинал себя. Все кончено. Теперь у него ничего нет. Он был ничем…
Он снова выругался, его взгляд обшаривал участок, где мгновения назад, поклясться можно, помахивая хвостом, стоял койот, прежде чем исчезнуть в тени за бугром. К нему пришли отрывки песнопений из древнего огненного обряда Путь Койота:
Я пойду в места, где черные тучи набросятся на меня. Я пойду в места, где дождь обрушится на меня. Я пойду в места, где молния ударит в меня. Я пойду в места, где темные туманы окружат меня. Я пойду туда, где плывут радуги и катится гром. Среди росы и пыльцы я пойду. Они на моих ступнях. Они на моих ногах…