Мисс Кэрью
Шрифт:
— Когда-то я знала об одном подобном случае, — сказала мисс Кэрью, складывая письмо и впервые вступая в разговор.
— Леди тоже сделала предложение джентльмену? — улыбнулся священник.
— Не совсем так; леди просто дала джентльмену понять, что она примет его предложение, если оно будет сделано.
— Однако, клянусь Юпитером! — воскликнул сэр Джеффри. — Я бы хотел услышать, как она это сделала.
— Я уверена, что это было очень неприлично, как бы она это ни сделала! — сказала леди Бьюкенен, по-детски тряхнув своей хорошенькой головкой.
Мисс Кэрью улыбнулась и, после минутного
— Я расскажу вам, если вы этого хотите; опуская имена, конечно; и поскольку эта леди была моей близкой подругой, я надеюсь, что ее поведение не покажется вам таким уж шокирующим.
Все выразили желание услышать эту историю, и мисс Кэрью, задумчиво подперев щеку рукой, начала.
— Неравенство положения между моим героем и героиней было, должна вам сказать, гораздо менее очевидным, чем между вашей виконтессой и ее пейзажистом. Моя героиня не была ни очень красивой, ни очень умной, но она была довольно богата. Мой герой был действительно очень умен, так же благороден, как и она сама, но беден. Леди не была старше. Боюсь, она была так же молода, как и он, если не моложе; так что, как вы видите, ее положение было гораздо более трудным, чем то, в котором, как мы предполагаем, находилась леди Оснабург. На самом деле не было никакой веской причины, по которой этот джентльмен не должен был ухаживать за ней обычным образом; но он был либо очень горд, либо очень скромен, потому что, хотя он любил мою подругу всем сердцем, он скорее умер бы, чем решился сказать ей об этом. Я сама всегда думала, что он был чрезвычайно глупым молодым человеком и не стоил тех усилий, которые она затратила, чтобы вылечить его от немоты.
— Я вполне согласен с вами, мисс Кэрью! — сказал сэр Джеффри, бросив многозначительный взгляд в мою сторону. — Парень, который боится признаться леди, не заслуживает ее.
Я почувствовал, что краснею от этого прямого намека, но, к счастью, мое замешательство прошло незамеченным.
— Но если он никогда не говорил о своей любви, как леди узнала об этом? — спросил священник.
— Сначала, я полагаю, ей подсказал ее женский инстинкт, — ответила мисс Кэрью, — а потом, посредством косвенного анонимного послания, которое он ухитрился отправить ей.
— Анонимное послание! — воскликнул сэр Джеффри. — Никогда в жизни не слышал ни о чем подобном.
— Мисс Кэрью имеет в виду, что он послал леди валентинку, — сказал священник.
Мисс Кэрью покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Он послал ей книгу. Я уже говорил вам, что он был очень умен, но мне следовало бы также сказать вам, что он был писателем. Он анонимно опубликовал книгу и посвятил ее ей, также анонимно. Это посвящение было признанием. У меня в сумочке есть его копия, и я зачитаю ее вам.
Меня бросало то в жар, то в холод, когда она произносила эти последние слова; и теперь, когда она вынимала бумагу из сумочки, странное чувство, которое я могу описать только как своего рода восторженный ужас, охватило меня.
— Оно звучит так, — сказала мисс Кэрью, и ее голос немного дрожал, когда она читала: «Если бы я осмелился, я бы положил эти тома к вашим ногам и попросил вашего милостивого разрешения облагородить их вашим именем; но, не имея мужества обратиться к вам, я осмеливаюсь сделать
— Очень красиво, — сказал священник. — Очень хорошо написано — действительно очень хорошо.
— Она подумала так же.
— Надеюсь, он подписал его своим именем? — спросила миссис Макферсон.
— Напротив, он приложил все мыслимые усилия, чтобы сохранить свое инкогнито.
— Но она, в конце концов, раскрыла секрет? — спросила леди Бьюкенен, очень заинтересованная.
— Да, спустя много месяцев.
— И она знала, что он действительно любил ее?
— Она знала это так хорошо, как любая женщина может знать это до того, как ей об этом сказали.
— Моя дорогая мисс Кэрью, она знала это так же хорошо, как если бы ей это сказали! — засмеялся сэр Джеффри. — Женщины всегда нас раскусывают. Прежде чем мы сознаем свои собственные мысли, они иногда сознают их за нас! Но я надеюсь, что ваша героиня была так же влюблена, как и ваш герой, и ответила ему согласием?
— Как она могла ответить согласием мужчине, который не сделал ей признания? — воскликнула миссис Макферсон.
— Он действительно прямо не признался ей, мисс Кэрью?
— Да.
— В таком случае, мы просто сгораем от любопытства! Она писала ему?
— Нет.
— Она говорила с ним?
— Нет.
— Она заболела и послала за ним, когда умирала?
— Нет.
— Тогда, во имя всего святого! Что она сделала?
— Я покажу вам. Кто-нибудь может одолжить мне карандаш?
Сразу же были предложены три или четыре карандаша. Мисс Кэрью взяла ближайший и продолжала.
— Произошли события, — сказала она, — которые грозили разлучить их навсегда. Я не вправе говорить, что это были за события; но, во всяком случае, мои герой и героиня были на грани расставания на всю жизнь, когда однажды встретились в доме друга.
Мое сердце болезненно забилось — я едва мог дышать — я ждал ее следующих слов, как преступник своего приговора.
— Так случилось, — продолжала она, — что их провели в библиотеку, и на столе лежала анонимно изданная книга моего героя. Она взяла ее, как я сейчас беру этот листок бумаги. Можете себе представить, как он наблюдал за ней, молча задаваясь вопросом, читала ли она когда-нибудь его книгу, и не проникла ли она в тайну ее авторства!
— Бедняга! Осмелюсь предположить, его сердце, должно быть, просто разрывалось! — воскликнула леди Бьюкенен.
— Вскоре, когда внимание присутствующих было отвлечено, она взяла со стола карандаш, открыла листок с посвящением, написала одно маленькое слово, вот так, внизу страницы, и закрыла книгу. Он думал, что она исправила какую-то пустяковую ошибку; но представьте, что он почувствовал, когда позже вечером ему удалось взять книгу и прочитать — это.
И мисс Кэрью, которая действовала в соответствии со своими словами, написала что-то на листе бумаги и протянула его леди Бьюкенен.
— Прочти это вслух, моя дорогая! Прочти это вслух! — воскликнул сэр Джеффри. — Что она написала на нем?