Мисс Шамвей машет волшебной палочкой
Шрифт:
– Да, – сказал он. – Это здесь. Очень интересно. Действительно очень интересно!
– Ему, кажется, доставляет огромное удовольствие разговаривать с самим собой, – Мира зевнула. – Это становится скучным. Что, если пойти спать?
– Это, конечно, замечательная идея, но между тем монолог этого толстяка вас вскоре весьма заинтересует, – сказал я. – Так что не лучше ли посидеть еще немного.
Богль уставился на толстяка, моргая и бормоча что-то нечленораздельное. Потом расправил мощные плечи и попытался внести ясность в щекотливое положение, в котором мы оказались:
– Так
– Я – Пабло, – напыщенно произнес он, украдкой глядя на Миру. – Вы чужаки в этой стране, раз не слышали обо мне.
Анзел ошеломленно уставился на верзилу.
– Пабло? – повторила Мира. – Это вроде какое-то приспособление для массажа груди?
Толстяк снова улыбнулся.
– Маленький старик слышал обо мне. Не так ли, сеньор?
Некоторое время он ждал ответа, и тогда Анзел прошептал:
– Да.
– Тогда скажите своим друзьям, кто я, – продолжил Пабло. – Скажите им, что Панчо Вилья и Сапата кончили там, где начинаю я. Не упустите шанс поведать о той власти, которой я пользуюсь в горах, о людях, погибших там. Особо отметьте моих парней: какой это порох! Где же твой язык, старик?
Анзел смотрел на нас в полном смятении. Я разделял его чувства: многое и мне было известно о назвавшем себя бандите.
– Если Сэмюэль сыграет нам на своей гармошке, мы сможем устроить этому толстяку официальную встречу, – улыбаясь, сказала Мира. – Все, вплоть до поднятия флагов и здравиц в честь нашего большого друга. А затем все разойдемся по своим кроваткам.
У меня крепло убеждение, что Мира своими остроумными замечаниями накличет на нас серьезные неприятности.
Пабло невозмутимо игрался своим носовым платком.
– Мира Шамвей… ведь вас так зовут, не так ли?
– Наконец-то известность, – немного удивленно произнесла Мира. – Ну а вы доктор Левингстон?
– А вы сеньор Росс Милан?
Богль поднялся на ноги.
– Я – Сэм Богль, – заявил он. – Рад встрече с вами.
– Не разевай пасть, собака, или я ее тебе сейчас закрою! – Глаза Пабло сверлили Богля, как буравчики.
– Но я хотел…
Ударом по ноге я заставил его замолчать.
Пабло, крадучись, подошел к столу, взял стул и уселся рядом с Мирой. Для человека его комплекции он двигался удивительно легко.
Мира отодвинулась от толстяка.
– Нам так о многом нужно поговорить, – взяв со стола кувшин с красным вином, он наполнил им бокал Миры и, взяв бокал, поднес его к свету лампы. – А твой хорошенький ротик оставляет следы, – улыбка не сходила с лица бандита. – Может быть, твои поцелуи опасны? – Он заразительно расхохотался, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Ваш корсет может лопнуть, – сказала Мира, изобразив испуг.
Пабло сдавил бокал в руке. Вино потекло на стол, туда же посыпались осколки стекла. Богль вновь было собрался вступить в разговор, но ударом ноги под столом я вновь заставил его замолчать. И тут Мира отвесила гиганту звонкую оплеуху. Или же малышка была полной идиоткой, или у нее было мозгов побольше, чем у нас, вместе взятых. Во всяком случае она первой взялась за дело.
Мужчины на площади устремились к нам, некоторые схватились за револьверы.
Пабло невозмутимо вытер руку носовым платком, затем с интересом обследовал порез.
– Какой я неосторожный, – посетовал он, глядя на Миру.
– Нечего извиняться, – отрезала Мира. – Один мой кузен был слабоумный. Так всю еду для него готовили в металлической посуде, безопасности ради. Как я понимаю, вам надо следовать его примеру.
– Когда мои женщины ведут себя нагло, – делая нажим на каждое слово, произнес Пабло, – я сажаю строптивцев на муравейник, расположенный на солнцепеке.
Мира быстро повернулась к нему.
– Но я не ваша женщина, толстый мальчишка, – сказала она. – Так что шли бы вы подальше, вместе со своими доморощенными бандитами.
– Не принимайте все близко к сердцу, – вмешался я. – У мисс весьма своеобразное чувство юмора.
Пабло перевязал руку носовым платком.
– Весьма своеобразное чувство юмора, вы говорите. Когда такое качество проявляется у моих женщин, я тут же отрезаю им язык. Чувство юмора моментально исчезает.
Я решил, что мне следует принять более активное участие в этом, полном опасности, разговоре.
– Скажите, сеньор, у вас имеются достаточно веские причины продолжать наш разговор? – спросил я, предлагая ему сигарету.
– Да, – сказал он, отталкивая мою руку. – Кое-что весьма важное. – Он поднял упавшую на пол газету. Я узнал «Репортер». – Теперь вы понимаете, почему меня интересует эта сеньорита. – Пабло бросил газету на стол.
Я сразу узнал ее, хотя лишь мельком взглянул на заголовки. Этот мерзавец Бог знает каким образом сумел раздобыть номер, в котором была напечатана заметка об украденной блондинке. Мэддокс постарался на славу. Заметку дополняла огромная фотография Миры с указанием суммы вознаграждения в двадцать пять тысяч долларов.
«Что ж, братец, – подумал я, – если тебе удастся выкрутиться из этой переделки, значит, ты – большой ловкач».
Прежде чем я успел остановить ее, Мира схватила газету, в то время как Богль и Анзел смотрели на нее во все глаза.
– Отличное сходство, не так ли? – заметил я как можно непринужденнее. – Никогда не доверял «Репортеру», но на этот раз он превзошел самого себя. Похищена бандитами! Помереть от смеха!
Мира посмотрела на меня поверх газеты, и взгляд этот не сулил мне ничего хорошего.
– Как это понимать? – процедила она сквозь зубы. – Я сейчас задавлюсь от радости!
Установилось продолжительное молчание, во время которого Мира, Богль и Анзел читали статью. Наконец Мира сложила ее с холодной решительностью и бросила на стол.
– Двадцать пять тысяч! – тихо проговорила она. – А я-то называла этого прохвоста по имени, подумать только!
– Это еще не все, – довольно сказал Пабло, ковыряясь в белых зубах огромным толстым ногтем. – В горах живет один мой хороший знакомый, некто Бастино. Так вот, именно он должен был осуществить похищение сеньориты, дабы сеньор Милан мог ее потом спасти. Но сеньор Милан скрыл от моего друга, что за это причитается такая солидная награда, и пообещал уплатить Бастино лишь триста долларов. Мой друг недоволен, он пожаловался Пабло – и вот я здесь.