Миссионер
Шрифт:
— Что же это такое? Пока ты все это говоришь, я тебе верю и понимаю, а как только остаюсь одна, сразу все улетучивается. И все остается по-прежнему.
— Мир видимый не хочет отпускать тебя из своих сетей. Он окутывает тебя ложью, он будет убеждать тебя в своей истинности. Вот так враг и действует. А уж сколько он тебе предложит разнообразных причин, чтобы не идти к Богу... Такие красивые аргументы тебе подсунет, что мало не покажется. Только ты должна помнить, что всегда на первом месте Бог, а потом все остальное. А чтобы различать козни бесовские и держать себя на духовной высоте, читай
— Ну, что мне с собой делать? Я тебя снова люблю...
— А там, в ее составе, много еще плотского осталось? — шутливо вроде спросил он.
— Этого нет, только желание видеть и говорить с тобой. Но так хорошо на душе стало...
— Слушай, а может, это и есть настоящее?
— Я очень-очень на это наде-е-е-еюсь, — мелодично пропела Алена.
Отец Сергий
Перед поездкой в монастырь Андрей отправился на вечернюю службу. Ему нужно было получить благословение отца Сергия. Исповедь принимал только один молодой священник, отец Василий, со шрамом на лбу. Он сидел у аналоя, рядом прислонил костыль.
Андрей поискал у иконы святого Николая Чудотворца знакомую сутулую фигурку бабушки Веры. Вот она протирает стекло салфеткой.
— Матушка, где же отец Сергий?
— Андрей? А ты что, не знаешь? — старушка снизу вверх посмотрела ему в глаза. Из-под ее набрякших век сочились слезы, подрагивал пористый подбородок. — Погиб твой батюшка Сергий, Андрюша. Разбился на машине, чтоб они, железки эти, все пропали... Вместе с молодым отцом Василием ехали они. Отец Сергий — насмерть, а молодой — тот выжил. Ох, самых лучших Господь прибирает к Себе. Он ведь в день своего Ангела погиб. А это очень хорошо. Ангел-то его с собой и взял на небеса.
Она поглядела на оторопевшего Андрея, дернула его за рукав и посоветовала:
— Ты свечку за упокой его светлой души на канунник поставь. Не забудь.
Андрей на чужих ногах прошел к свечному ящику и купил самую толстую восковую красную свечу. Подошел к кануннику, положил поклон, одеревеневшими пальцами зажег свечу и с третьей попытки поставил ее прямо, ровненько. Пламя высоко и горячо поднялось вверх, и по свече потекли густые кровавые капли.
«Господи! Прости и упокой душу верного раба Твоего, духовного отца моего иерея Сергия!»
Приложился к окровавленным ногам Спасителя на кресте Распятия. И тут его прорвало… Он стоял, привалившись к холодной стене, и рыдал. Громко рыдал, не замечая повернутых к нему лиц.
Он терял друзей и любимых женщин, его предавали самые близкие, но никогда еще он не испытывал такого острого, опустошающего сиротства. Андрей осиротел. Только сейчас понял он, кем был для него все это время духовный отец. В этом месте души, где так обильно и широко жил батюшка Сергий, «грешный иерей», как он себя сам смиренно называл, его духовник, наставник, друг, «батя», — в этом месте образовалась громадная кровоточащая рваная рана...
Каждое утро, вставая с постели и «прежде всех дел» вычитывая утреннее правило; каждую ночь, становясь на молитвы «на сон грядущим», и в течение дня — он сорок два раза за каждый год жизни духовного отца по черным шерстяным четкам, им подаренным, в течение сорока дней будет со слезами взывать: «Господи! Прости и упокой душу раба Твоего иерея Сергия!»
Все сорок дней он будет носить четки на груди под свитером. Правая рука часто будет прижимать вязаный крест к раненому сердцу. Ночью четки будут лежать рядом с его лицом, и мягкий шерстяной аромат, от них исходящий, будет успокаивать и создавать хоть малую призрачную иллюзию физического присутствия духовного отца.
Сначала гнетущая тоска будет давить его сердце... Потом с каждым днем он будет чувствовать облегчение, на сороковой день Андрей поймет, что чистая душа его духовного отца отлетела в место светлое, место горнее; и там у него появился еще один молитвенник перед Престолом Господним.
Заезжала Лида, и они ездили к семье отца Сергия.
Входная дверь была, видимо, постоянно приоткрыта. Встретил их самый маленький и, обняв ноги Лиды, весело объявил: «А у нас папа умел!» Лида взяла своего любимца на руки и прошла с ним на кухню. Матушка здесь пекла пироги. Помогали ей все дети, в основном, вылепливая из теста фигурки. Раскрасневшаяся от жара хозяйка встретила их мягкой улыбкой.
— Завтра девять дней нашему батюшке, вот к столу готовлю, — пояснила она, — присаживайтесь и пробуйте пирожки.
Нет, она не нуждалась ни в словах соболезнования, ни в утешении. Не было в этом доме рыданий и истерик. С той же улыбкой, ловко управляясь с тестом, матушка сообщила, что батюшка чувствовал приближение своей кончины, предупреждал об этом, со многими прощался. «Со мной тоже», — вспомнил Андрей. За день до аварии исповедался духовнику, причастился...
— А уж кроткий был в последние дни, добрый, как малое дитя! — снова с мягкой, задумчивой улыбкой говорила матушка. — Врачи сказали, что совсем не мучился... Улетел со своим Ангелом-хранителем прямо на небеса! А уж сколько народу сейчас за упокой его душеньки светлой молится!.. Вот и вы, мои хорошие, тоже помолитесь. Ты, Лидочка, ему очень понравилась. А уж Андрея он как сыночка своего старшего любил.
— Матушка, мы вам помочь хотим... — застенчиво начала Лида, взяв сумочку.
— Ой, милые, что вы! Нам сейчас такую помощь оказывают, что стыдно и брать столько... Мы ведь всю жизнь очень скромно жили. Если откуда деньги приходили — а батюшке даже из-за границы слали — так он все в храм относил. Вот и мы так будем жить. Словно он здесь рядом. За одежонку малышам, что ты, Лидочка, привозила, спаси тебя Господи, а больше ничего не надо. Все есть, слава Богу.
Родители
Поездка в монастырь откладывалась.
Сломалась машина Бугра. Потом заболел сам водитель. Заболела его жена, а потом и сын.
Шли день за днем. Зарядили обложные дожди.
Решили ехать на поезде. Как решили — заболел и Андрей. Два дня лежал он с простудой, обливаясь горячим липким потом, в состоянии полузабытья. Он не мог ни есть, ни читать, едва ходил. Заглядывала Света, пыталась накормить его бульоном, но от еды он отказывался. Что она говорила ему — он уже через пять минут забывал.