Миссионер
Шрифт:
— Приедем, не волнуйтесь, дядя Гена, — спокойно, но твердо произнес Алексей.
— Ну, вот так, — кивнул удовлетворенно Геннадий. — Не зря на свете прожил, если хоть троих на путь наставил. Это судьбоносное решение надо обмыть. А то вон уже сатрапы едут.
«Нива» на высокой скорости подъехала и затормозила в трех метрах от сидящих. Вышел Юра и сразу воскликнул:
— Ну, надо же! Средь чистого поля — и то сивуху нашел. А я молока ему привез, чтобы он перегар свой залил.
— Давай, одно другому не помешает. Мы тут с Андреем нехристей в истинную веру обращаем, пока вас носит неизвестно где.
— Ладно, горе луковое, пей молоко, и едем дальше.
Асфальтовое шоссе пролегало по лесистым плавным холмам. Мелькали
Машина через открытые монахом-привратником ворота въехала во двор, развернулась и встала. Паломники вышли из машины, и — тишина окутала их. Молодой привратник сбегал в одноэтажную постройку, откуда вышли двое в черных подрясниках: седой коренастый игумен Алексий и молодой эконом Михаил гренадерского роста.
Игумен радушно поприветствовал приезжих, каждого благословил. Предложил положить вещи и пообедать в трапезной, пока все горячее.
Дальше ими занялся энергичный Михаил. Он разместил всех четверых в новом братском корпусе в одной просторной келье с рядом застеленных уже кроватей. Пояснил, что скоро будет вечерняя служба, после которой батюшка сможет каждого принять и поговорить.
Братия уже пообедала, и они трапезничали вчетвером. Михаил подсел к ним за длинный стол и пил чай из большой кружки с отбитой эмалью. Бугор взялся накладывать в тарелки тушенную с овощами картошку. Андрей подвинул ближе блюдо с капустным салатом и наливал по кружкам жиденький чай.
Гена, несмотря на выпитый литр молока, ел с аппетитом и нахваливал простую монастырскую еду. Михаил рассказал, что каждый день к ним приходят деревенские ребята возрастом от десяти и до двадцати. Он им дает задание, следит за исполнением и каждый день расплачивается из расчета пять рублей на каждого. Для многих семей эти деньги чуть ли не единственный доход. Монастырь использовался при советской власти под механические мастерские, все тут трещало и рассыпалось. Снег через разрушенную кровлю падал прямо в помещения. Сейчас уже есть, где служить и где спать-есть, монастырские поля дают урожай, лес — грибы, а река — рыбу. Так что жить можно. Небогато и скромно — как жил основатель обители Преподобный. А впереди восстановление еще двух храмов.
— Так что работы много, — заключил Михаил.
На всенощную собрались в оштукатуренном храме с недостроенным иконостасом. Кроме четырех приезжих здесь стояли три женщины и шесть монахов. На клиросе двое послушников читали и пели, четверо служили у иконостаса и в алтаре. Служба проходила неспешно и продолжалась четыре часа.
Когда вышли из храма, теплый тихий вечер опускался на обитель. Черные фигуры монахов безмолвно растворились в сумерках.
Теперь в ночном бдении, каждый в своей келье, они войдут в молитвенное общение с Богом и будут молить Его о спасении падшего мира, об оставшихся в миру друзьях и родственниках, помянут покойников... И те умершие, которые вопят в преисподней за грехи свои, получат послабление или прощение, а те, кто уже в блаженстве Царствия Небесного, у престола Господнего тоже воспылают в молитве к сияющему во славе Вседержителю. И для нас незримо, а для Небес — яркими всполохами польются они к Милостивому и бесконечно Любящему всех человеков. А к людям молитвы монахов вернутся какими-то успехами, нечаянными исцелениями, решенными «случайно» проблемами. А после смерти для многих человеков эти молитвы, может быть, станут единственным спасением от ревущего пламени адского огня...
Михаил провел их в свою келью и включил электрочайник. Юрий сбегал за привезенными пакетами с чаем, кофе, печеньями и конфетами. Зашел игумен и присел на диван.
Андрей рассказал, с какими трудностями они сюда выбирались: про болезни и поломку машины Бугра, про резкие колебания погоды с проливными дождями. Отец Алексий сказал, что это у всех так: враг посылает искушения, чтобы отвратить людей от обители.
— Зато отсюда поедете спокойно и без каких-нибудь трудностей. Преподобный вам в дороге поможет. Мы, когда едем в Москву по делам, — батюшка слегка улыбнулся, — как увидим гаишника, молимся Преподобному — и тот нас будто не замечает. Даже если поднимает жезл, то останавливает не нас, а следующую машину. Вы тоже обращайтесь к святому с молитвой «Преподобный, помоги нам...» — и он вас не оставит.
Речь игумена напоминала спокойные воды могучей реки — неспешная и тихая. Но когда он говорил, все замолкали и ловили каждое слово.
— Отец Алексий, вот мы привезли к вам Геннадия, — заговорил Бугор. — Он уже второй раз срывается по пьяному делу. Можно ему тут поработать, чтобы и вам помочь, и с пьянкой покончить?
— Можно, конечно, руки умелые нам нужны.
— А то ведь лечиться он не хочет, а без работы совсем пропадет.
— А кто сейчас в миру лечит от пьянства? — отец Алексий поднял на Бугра глаза. — Жулики да колдуны. Лучше телом в страшных муках умереть, чем с ними душу свою загубить навечно. А пьянство тоже ведь неспроста. В житии Серафима Саровского говорится, что святой одному генералу предсказал, что будет ему попущено Господом пьянствовать три года, чтобы не погубить душу в гордыне. Так что пьянство иногда для смирения попускается. Только вот не дай Бог обращаться к колдунам-экстрасенсам и бабкам-ведьмам... Это на погибель души. Бабки эти сами уже в аду, и пациентов туда отправляют.
На своем стуле нетерпеливо заерзал Юрий:
— А у нас на работе несколько человек кодировались, так пить бросили. В семьях у них теперь полное спокойствие, стали в театры ходить, работают хорошо. Дети ими гордиться стали, а раньше стыдились друзей в гости приглашать. А один даже на воспитание двух сирот из детдома взял. Что же здесь плохого?
— Плохо то, что на душу свою печать сатанинскую поставили и для преисподней ее приготовили, — так же тихо произнес батюшка страшные слова. — И теперь подумайте, что для семей лучше: такой трезвый сатанист или пьяный, но Божий человек. Церковь ведь лечит пьянство — молитвой, постом, физическим трудом, покаянием.
— А если вера слабая? Молишься-молишься, а по твоим хилым молитвам никакого трезвения не получается. Что же тогда, терять человеческий облик да подзаборником становиться? Где тут правда? — возмущался Юрий. — Да и сколько верующих пьют горькую!
— Правда Божия и правда человеческая несколько различаются, — задумчиво произнес отец Алексий. Затем, помолчав, добавил: — А чаще всего они прямо противоположны. Искать мы должны прежде всего правду Божию. Что же касается верующих... То ведь и бесы в Бога верят. И сатана Бога боится, но сути своей при этом не меняет. Главное, чего нет у сатаны, — это смирения. Вот через смирение к Богу и приходят.
После разговора с батюшкой перед сном повел их Михаил за монастырскую стену, где в ста метрах протекала речка. Они разделись и забрались в теплую воду. Течение в этом месте было несильным, но со дна били холодные ключи, и там, на глубине, вода была намного холоднее. У берега в воде у самой поверхности колыхались и перекатывались длинные водоросли. По поверхности воды бегали на длинных лапках жуки-плывуны.
Когда они выбрались на берег, их тут же окружило облако мошкары, зазвенели комары, поэтому одевались они спешно, постоянно шлепая себя по укушенным местам. После купания сразу отправились спать, несмотря на раннее для горожан время. Здесь очень быстро менялись привычки.