Миссия в ионическом море
Шрифт:
Стивен изучал сюиту для виолончели, бумкая и напевая вполголоса.
– Туидли-туидли, туидли, туидли, диидли, диидли, пом-пом-пом. О, это потребует самой чуткой руки в мире, - сказал он, - в противном случае будет звучать как крестьянский танец. Ох, и одновременное зажимание двух струн... и как же взять это смычком?
– Попытаемся сыграть в ре-миноре двойную сонату?
– спросил Джек, - и разрешить заботы все, омыть усталые члены? [8]
– Безусловно, - отозвался Стивен, - лучшего способа разрешить все заботы сложно и представить.
8
прим. искаженная цитата
Ни один из них никогда не был более, чем достаточно опытным любителем: в последние годы ни у одного не имелось достаточно свободного времени для практики, а различные раны (американская мушкетная пуля в случае Джека, французский допрос у Стивена) настолько замедлили их пальцы, что местами приходилось обозначать ноты мычанием, и они раз за разом нащупывали путь через сложную сонату, сделав ночь такой отвратительной, что возмущение Киллика в конце концов прорвалось наружу, и он сказал капитанскому коку:
– И вот начинают заново, туидли-диидли, туидли-диидли, тошнит уже всю чертову ночь, и жареный сыр пристыл к их тарелкам как долбаный клей, и я не могу зайти и забрать посуду, а они никак не могут сыграть верно от начала до конца.
Возможно, там и не было верной ноты, но после особенно трудного, мучительного и малопонятного пассажа последние аккорды завершились торжествующим финалом и развязкой, которую оба могли сыграть не глядя, и которую повторяли снова и снова, и капитана Обри еще наполняло торжествующее счастье от музыки, когда солнечным утром он вышел на квартердек, чтобы увидеть, как поднимают на борт обрубки брам-стеньг и сопутствующих бом-брам-стеньг, а затем почти сразу к левому борту пристал баркас с "Тамера", полный мрачных, но смирившихся и, очевидно, компетентных скатовцев, и плимутский ялик с двумя розовощекими юношами, очень тщательно выбритыми, в своих лучших одинаковых мундирах, с торжественным выражением на лицах. Ялик зацепился за грот-руслени правого борта, молодые люди взбежали наверх в порядке старшинства - между ними лежало целых две недели - отсалютовали квартердеку и быстро огляделись в поисках вахтенного офицера. Первый юноша снял шляпу и почтительно произнёс:
– Коллинз, сэр, прибыл на борт, если вам угодно.
– Уайтинг, сэр, если вам угодно, прибыл на борт, - сообщил другой.
– Добро пожаловать, джентльмены, - поприветствовал их Пуллингс.
– Не буду протягивать вам руку, она покрыта жиром, но мы вам очень рады. Предстоит сделать уйму работы, если мы намерены когда-нибудь выйти в море. Нельзя терять ни минуты.
Джек в это время разговаривал со старшим канониром, объясняя, что его личный порох в бочонках, отмеченных X, смешан с красным аурипигментом, в отмеченных XX - с сурьмой или медью, а остальные - с ликоподиумом, камфарой или стронцием, но с удовлетворением отметил, что ни один из молодых лейтенантов действительно не стал терять ни минуты. Едва подняли их рундуки, как они переодели парадные мундиры и активно включились в работу на фор-брам-стеньге, по уши в кухонном жире, как и любой из тех, кто занимался протискиванием её наконечника сквозь неудобно расположенные брусы лонг-салинга и эзельгофт.
– Может, этот порох и не годится для сражения, мистер Борелл, - сказал Джек, - но отлично подойдет для учебной стрельбы. Пусть наполнят по дюжине зарядов на каждую пушку. Хочу проверить подготовку экипажа, как только выйдем в море. Может, завтра, с вечерним отливом.
– Ясно, по дюжине зарядов, сэр, - с чувством глубокого одобрения подтвердил старший канонир. Капитан Обри принадлежал к школе Дугласа и Коллингвуда, людей, которые считали, что главная цель корабля - доставить пушки в радиус досягаемости противника, а затем стрелять с максимальной скоростью и точностью, и Борелл всем сердцем поддерживал эту точку зрения. Он ушел, чтобы в пороховом погребе со своими помощниками заполнять заряды, а Джек с улыбкой посмотрел на поднимающуюся фор-брам-стеньгу: в этом кажущемся хаосе людей, снастей и тросов чувствовался порядок, а Том Пуллингс держал всю ситуацию под контролем. Джек взглянул вниз, и его улыбка исчезла: к кораблю приближалась маленькая шлюпка, битком набитая священниками, а за ней - еще одна, с дамой в трауре и маленьким мальчиком.
– Я надеялся убедить её отправить мальчика в школу, - сообщил Джек Стивену после ужина, когда они приступили к сравнительно простой пьесе Скарлатти, которую оба хорошо знали.
– Надеялся убедить ее, что плавание подобного рода - несколько месяцев блокады Тулона, бесконечные повороты без каких-либо перспектив, лишь рутина, как ты на днях сказал бы на следующий день - безо всякой пользы для её мальчика, и что есть много других капитанов, со школьными учителями и длинным плаванием впереди, назвал ей с полдюжины. И надеялся, что на корабле в этот раз не будет ни тех, кто первый раз идет в море, ни младенцев: мне они без надобности, да и я им тоже. Но отказать ей оказалось невозможно - плакала, честное слово, лила слезы. Никогда в жизни не оказывался в такой жалкой ситуации.
– Миссис Кэлэми, офицерская вдова, полагаю?
– Да. Мы с Эдвардом Кэлэми плавали вместе на "Тесее" прежде, чем его произвели в капитаны и назначили на "Аталант". Потом ему дали "Рочестер", семьдесят четыре пушки, такой же корабль, как этот: затонул со всем экипажем в сильный осенний шторм в восьмом году. Если бы я сказал ей, что мы вышли с той же верфи, она бы, возможно, забрала бы маленького несмышлёныша.
– Бедный маленький несмышлёныш. Пуллингс обнаружил его в слезах и утешил, а ребенок свел его вниз и дал большой кусок сливового пирога, что свидетельствует о благодарном сердце мистера Кэлэми. Надеюсь, малыш расцветет, хотя и тщедушный, такой тщедушный...
– Осмелюсь предположить, что так и будет, если он не утонет и не получит заряд в голову. Миссис Борелл приглядит за ним, в конце концов, военно-морской флот оснащен всем необходимым для взращивания сосунков. Но скажу тебе, Стивен, скажу вот что: военно-морской флот не оснащен необходимым, чтобы управиться с целым проклятым, нет, целым благословенным синодом. На борту даже не шесть священников, но семь. Семь, клянусь честью. Как я надеюсь, что этот ветер продержится еще три отлива, и мы сможем выйти в море, прежде чем нам пришлют половину
Не продержался. "Ворчестер" едва установил свои новые стеньги, натянул ванты, получил воду и принял на борту адмирала порта, как установилась зловещая зыбь, заставив его вздыматься и крениться даже на защищенном рейде Хэмоазы и предсказывая огромные серые дождевые тучи, влекомые сильным юго-западным ветром, мощь которого неуклонно росла день ото дня, опустошив Зунд, прижав военные корабли к их якорным стоянкам в Хэмоазе, а торговые суда - в Катвотере, отогнав блокадную брестскую флотилию в Торбей и усеяв берега плавником, по большей части - древними обломками кораблей: английских, французских, испанских, голландских и нейтралов. Но некоторые казались свежими, и они-то, главным образом, были английскими, не только потому, что в море теперь находилось гораздо больше английских купцов, чем иностранных, но и потому, что Королевский флот, круглый год сторожа море в любую погоду, быстро изнашивался, и хотя постоянно строились новые корабли, настолько быстро, насколько позволяли ограниченная казна и припасы, многие другие приходилось оставлять на действительной службе, когда они уже утрачивали мореходность - тринадцать уже потеряно в этом году, не считая захваченных американцами или французами.
По крайней мере, эта задержка дала "Ворчестеру" время для пополнения запасов всевозможных приятных мелочей вроде мыла или промокательной бумаги, так часто забываемых даже на самых дисциплинированных кораблях, пока они не тонули вместе со всеми припасами. Это также позволило еще большему количеству людей обратиться с просьбами к капитану Обри загрузить на борт еще больше писем для эскадры адмирала Торнтона и для самого "Ворчестера". Некоторые из них адресовались капитану, длинные, запутанные и не особенно обнадеживающие письма от его адвоката, письма, от которых Джек выглядел озабоченным и старым.