Миссия в траве
Шрифт:
– Нет, – ответил я, вздохнув. – Не верю я в лечение заговорами и заклинаниями.
– Давайте я пропишу ему лабордазу-2, – сказал вдруг робот высоким женским голосом.
– Вы что, Люсиль? – возмутился Бирн. – Он от неё как минимум откинет копыта, а как максимум взорвётся от внутричерепного давления и всё здесь забрызгает своим отвратительным серым веществом. Вы же кончали медицинское училище на Ойлинге, насколько я помню.
– Это было в пять тысяч семнадцатом, – ответила Люсиль. – Тогда ещё не было таких интересных препаратов, а попробовать применить его хочется.
При
– Ну вот, – сказал Бирн, выровняв робота. – Люсиль, как всегда, чуть нас всех не уронила. Пришлось перехватить управление. А вы, майор, как я смотрю, очень чувствительны ко всему происходящему.
– Вы даже не представляете, насколько, – ответил я. – Я долго не мог подобрать сравнения, но вот сейчас мне в голову пришло. Я чувствую себя так, будто с меня заживо содрали кожу. И теперь я чувствую всё вокруг – свет, звук, боль – своей открытой раной на всё тело. Но вам, наверно, всё равно не объяснить, вы же не живой.
– Ну почему же, – сказал Бирн. – Я вас вполне понимаю. Мы все были живыми, кроме доктора 239, чьё тело мы теперь совместно используем.
– Простите, – сказал я. – Я думал, что все вы – просто искусственный интеллект.
– Не совсем, – сказал Бирн. – Вы знаете, каково было положение с финансами в Империи в последние годы. Про теперешние времена я и не говорю. Сокращения штатов, увольнения, экономия. Клиника не тянула десять разных специалистов. Каждому нужно было есть, понимаете ли… Нас предложили объединить в одно тело, благо специализированные знания во многом пересекались, да и работать с пациентом одному врачу, как правило, проще…
– А тела? – удивился я. – Что же, их уничтожили?
– Да нет, – ответил Бирн. – Хранились в холодильнике некоторое время, но потом списали за ненадобностью. А куда деваться? Сейчас почти нереально найти работу, а тело всё-таки требует реализации многих потребностей. Ну, что я вам рассказываю? Сами понимаете. Давайте-ка лучше займёмся вашим случаем. Вы говорите, что слишком обострённо всё чувствуете. Но, как я вам уже много раз повторял, это очень субъективно. Зависит от вашего отношения. Так почему же вы не делаете упражнения?
– Понятно почему, – я мотнул головой, отчего стрельнуло в шею, вокруг головы заплясали яркие вспышки, и я еле не отключился снова. – Когда вы мне их показывали, я был не вполне в состоянии воспринимать ваши объяснения. Да и сейчас не испытываю энтузиазма.
– Ну и зря, – сочувственно произнёс Бирн. – По сути, психологические тренировки – это единственное, что по-настоящему может вам помочь. Давайте-ка. Сядьте поудобнее. Закройте глаза.
Я постарался усесться потвёрже, но ягодицы даже сквозь толстый халат воспринимали скамейку как недружелюбную шершавую и бугристую поверхность. Через закрытые веки пробивалось достаточное количество света, чтобы мне хотелось зажмуриться ещё сильнее.
– Найдите в своём теле любое ощущение, которое вы можете воспринимать постоянно и наиболее отчётливо, – сказал Бирн. – Например, это может быть дыхание, течение крови в сосудах или шевеление тестикул на голове.
– У меня нет тестикул на голове, – заметил я.
– Простите, – сказал Бирн. – Мне приходилось работать с разными пациентами. Ну, предположим, сосредоточьтесь на своём дыхании, если вы его чётко ощущаете. Почувствуйте, как на каждом вдохе расширяется грудная клетка, а на каждом выдохе…
Грудную клетку я чувствовал очень хорошо. Каждое ребро напрягалось, хрустело, пыталось освободиться от прилипших к нему мышц. По нервам меж рёбер бегали сгустки электричества, обжигая, вызывая содрогание. Кроме этого, кололо справа в ягодице, давило в левом виске, кружилась голова, и стоило огромных усилий держать голову прямо, чтобы она не клонилась ни в одну из сторон.
– Если вас отвлекают от дыхания посторонние мысли или ощущения, – продолжал Бирн, – старайтесь их отмечать, но возвращаться снова к дыханию, не позволяя себе следовать за ними.
– Если?! – я открыл глаза и повернулся к Бирну. К телу 239-го, в котором сидели все они. – Да вы хоть понимаете, что я чувствую? Меня со всех сторон осаждают разные ощущения! Я сейчас слышу, как на космодроме с обратной стороны планеты садится четырнадцать кораблей! Запахи, цвета, от которых не спасают веки, боль, которая наполнила собой всё тело…
– Ну, так я же и говорю, – спокойно ответил Бирн, – воспринимайте это как фон. Как течение воды мимо вас. Это ваша боль, вы и должны её чувствовать. Примите её. Просто не позволяйте ей отвлекать вас от вашей цели…
– Это полная чушь, – буркнул я. – Принять боль? Вы что, издеваетесь? Зачем мне её принимать? Ради чего? Ладно. Не можете вылечить – так и скажите. Я выписываюсь.
– Принять боль, – вмешалась Лавустри, – вам нужно, потому что избавиться от неё вы вряд ли сможете. И я вам помогу её принять. Позвольте мне самой позаниматься с вами упражнениями, с которыми всё время терпит неудачу доктор Бирн…
Я вздрагиваю от резкого звона.
– Э… Люсиль, отдайте управление, пожалуйста, – сказал Бирн.
– Да я уже неплохо справляюсь! – возмутилась Люсиль. – Ну, задела рукой стакан, что такого?
– Тут дело в тренировке, – сказал Бирн – кажется, уже мне. – То, что вы сразу много всего ощущаете – это хорошо. Это даёт вам огромный простор для саморазвития… – Тут он обратил внимание на мой недоброжелательный взгляд. – Но я рад вашему решению. Чем скорее вы покинете стационар, тем скорее жизнь заставит вас бороться и искать способы к ней приспособиться.
Через час или полтора я уже шагал прочь от клиники, неся небольшой чемоданчик. Облака клубились, сверкали и шуршали, звук моих шагов грохотал, мысли скакали по черепу, как по пустому и гулкому железному ведру, но я шёл. И злорадствовал тому, что я на свободе, и что могу обойтись без врачей. Статус мой мне был не до конца понятен, но я знал, что у меня оплачиваемый отпуск ещё минимум на месяц, который я при необходимости могу продлить, а на счету после оплаты лечения всё ещё оставалось некоторое количество денег. Поэтому я ткнулся в первую попавшуюся недорогую гостиницу и снял себе номер на третьем этаже.