Миссия выполнима
Шрифт:
Президент закончил речь и вышел из зала, не отвечая на вопросы журналистов. Лайм ускользнул от репортеров и направился обратно в административный корпус. На улицах было тихо, дождь продолжал моросить, противный и холодный, тени под расквашенными фонарями казались еще гуще. Точь-в-точь как улица в картине Сидни Гринстрита, подумал он и вошел в подъезд.
05.15, восточное стандартное время.
Марио улыбался:
– Люди, слушайте, мы заполнили весь «Нью-Йорк таймс» от первой до последней строчки!
Газета затрещала, как
– На этот раз мы им показали. Слушайте:
«К полуночи общий список убитых составил 143 человека, из них 15 сенаторов, 51 конгрессмен и не менее 70 журналистов. Более 500 человек обратились в больницы и пункты скорой помощи, из них почти 300 получили только незначительные повреждения и были сразу выписаны. В настоящий момент госпитализировано 217 мужчин и женщин, а также 4 ребенка. 27 находятся в критическом состоянии».
Ну что, получили, свиньи!
– Кончай болтать.
Стурка сидел в углу номера и слушал приглушенное радио. Рядом с ним стоял телефон, он ждал звонка. Элвин устало смотрел по сторонам; он чувствовал себя скверно – между ушами стучала боль, живот вздулся и урчал.
Стурка выглядел как телевизионный гангстер – без пиджака и в наплечной кобуре, обтягивавшей грудь. Сезар Ринальдо спал в одежде на кушетке, Пегги лежала поперек кровати, куря «Мальборо» и потягивая кофе из пластикового стаканчика, который взяла в ванной мотеля.
Снаружи рокотали грузовики; время от времени какой-нибудь из них со скрежетом подкатывал к дорожному кафе, расположенному перед мотелем. Пегги посмотрела на Стурку:
– Ты не устал?
– Когда я устаю, то вспоминаю слова Мао, что революция – это не вечеринка с чаем.
Элвин откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться, полузакрыв глаза. Сезар проснулся и устремил на Пегги томный плотоядный взгляд. Он смотрел на нее слишком долго; это заставило ее повернуть голову, взглянуть на него, медленно встать и удалиться в уборную. Дверь громко хлопнула, и Сезар лениво улыбнулся. Он начал крутить роман с Пегги две недели назад, но им пришлось это прекратить по распоряжению Стурки. Установление каких-то частных связей внутри ячейки подрывало принцип общего коллективизма. Это было контрреволюционно. Такие отношения основаны на угнетении и деспотизме, они ведут назад к тому, против чего мы боремся, – к капиталистической ориентации на буржуазную индивидуальность, гнусной философии, которая отделяет одну личность от другой, побуждая ее к самоутверждению за счет своих собратьев.
Со всем этим надо бороться. Вы как черная колония под гнетом колонизаторов. Вы на горьком опыте познали никчемность ненасильственного сопротивления, сидячих демонстраций, мирных акций протеста – всех этих буржуазных игр, придуманных истеблишментом для детишек, желающих поиграть в революцию. Добровольно обречь себя на заключение – преждевременный и контрпродуктивный шаг. Он не поможет нам уничтожить капитализм.
Страны третьего мира ведут борьбу с империализмом, против тирании расистов, и наша задача – оказать им помощь здесь. Надо прижать этих свиней к стене, надо открыть фронт в тылу врага, надо разрушать государство изнутри и согнать весь скот на бойню, чтобы пробудить, наконец, массы от той пропаганды, которой одурачивают их фашиствующие демагоги. Разум
Телефон. Стурка поднял трубку:
– Да?
Элвин перевел взгляд на сгорбившегося Стурку.
– Ты где, в телефонной будке? Скажи мне номер.
Стурка записал цифры на форзаце Библии, которая лежала в номере, и вырвал страницу.
– Я найду телефон и позвоню тебе.
Стурка положил трубку и стал надевать пиджак.
– Из номера никому не выходить.
Он открыл дверь и ушел. Возможно, это звонил Рауль Рива.
Пегги зажгла новую сигарету от окурка старой; она встала у открытой двери ванной, помедлила и перешла через всю комнату к окну. Отодвинула штору и выглянула наружу.
– Странно.
Элвин спросил:
– Ты о чем?
Пегги села на пол и прислонилась затылком к подоконнику.
– Отступление было очень неудачным.
Сезар повернул голову:
– И что?
– Они взяли шестерых из наших людей. Надо быть дураком, чтобы думать, что все они станут держать язык за зубами. Могу поспорить, что прямо сейчас они нас всех сдают.
Сезар повторил:
– И что?
– Так чего мы здесь сидим? Ждем, когда нас заметут?
– Успокойся. – Сезар вытянулся на кушетке. – Пока нам не о чем волноваться.
Пегги мрачно усмехнулась.
– Тише! – крикнул Марио, наклонившись к радио. Диктор говорил:
«…Была арестована меньше часа назад полицией, которая следила за домом в Гарлеме. Ее опознали как Дарлин Уорнер, и ФБР считает, что она является членом группировки, устроившей взрывы в Капитолии. Произведенный арест увеличил число участников этой акции до семи человек…»
– Вот так сенсация. – Пегги закрыла глаза.
– Хватит, – сказал Сезар. – Ты начинаешь действовать на нервы.
Элвин тупо смотрел на обоих. Он не хотел никаких ссор, он слишком устал. Они провели много дней, занимаясь самокритикой, Стурка и Сезар проводили групповую терапию, стараясь вытравить из них буржуазные предрассудки и болезненный индивидуализм. Они работали изо всех сил, чтобы научиться жить в постоянной готовности к борьбе и жесткой самодисциплине; и вот теперь Пегги скатывалась обратно, и притом в самый неподходящий момент.
«Заткнись», – подумал он.
Похоже, его мысль чудом дошла до Пегги, потому что она закрыла рот и не произнесла больше ни слова. Радио слегка гудело, за окном проезжали грузовики, Марио углубился в «Таймс», Пегги курила, Сезар дремал.
Стурка вернулся так тихо, что испугал Элвина. Он оказался в комнате раньше, чем Элвин понял, что он здесь.
– Мы уезжаем вечером. Все подготовлено.
Стурка стал ходить по комнате, раздавая документы. Элвин посмотрел на свои. Поддельные бумаги на какого-то моряка, венесуэльский паспорт, въездные визы в Испанию, Францию и три североафриканские страны. Вот зачем Стурке нужны были фотографии.
Стурка стоял, зацепив большие пальцы за ремень своих брюк.
– Сегодня вечером мы сядем на корабль в Порт-Элизабет – вчетвером, без Марио. Это грузовое судно, зарегистрированное под флагом Либерии, оно идет в Лиссабон. – Его глаза, твердые и бесцветные, как стекло, обратились к Марио. – Ты полетишь на самолете в Марсель. Мы уже об этом говорили. Ты не передумал?