Мистер Фо
Шрифт:
* * *
Хотя мы идем молча, в голове у меня жужжат слова, с которыми я обращаюсь к вам. В самые тяжкие дни в Ньюингтоне мне казалось, что вы умерли, скончались от голода в своем укрытии и что вас похоронили как нищего или что вас выследили и упрятали во Флит, где вам суждено погибнуть в нищете и одиночестве. Но теперь мною владеет твердое убеждение, объяснить которое я не берусь. Вы живы и здоровы, и сейчас, когда мы бредем по дороге в Бристоль, я обращаюсь к вам так, будто вы рядом, привычный призрак, мой вечный спутник. И Крузо тоже. Иногда Крузо возвращается ко мне, угрюмый, каким он был почти всегда (и чего я не выносила).
* * *
По прибытии в Мальборо я нашла лавку книготорговца и за полгинеи продала ему «Путешествия по Абиссинии» Пейкенхэма форматом в четверть листа, из вашей библиотеки. Я была и рада тому, что избавилась от такой тяжести, и одновременно огорчена, потому что не успела прочитать эту книгу и узнать побольше об Африке, ведь это помогло бы мне вернуть Пятницу на его родину. Я знаю, что Пятница не из Абиссинии родом. Но по дороге в Абиссинию путешественнику пришлось побывать во многих королевствах; быть может, одно из них - Пятницы?
Пока стоит хорошая погода, мы с Пятницей ночуем под живыми изгородями. Из осторожности мы стараемся поменьше попадаться на глаза людям, так как являем собой престранную пару.
– Вы его любовница?
– спросил меня какой-то старик, когда мы вчера сидели на ступенях церкви и завтракали хлебом. Была ли издевка в его вопросе? Но старик вроде бы говорил серьезно.
– Это раб, которого хозяин освободил перед смертью, - ответила я.
– Я веду его в Бристоль, откуда он отправится на корабле в свою родную Африку.
– Значит, вы возвращаетесь в Африку, - сказал старик, обращаясь к Пятнице.
– Он не умеет говорить, - ответила я.
– Еще ребенком он потерял язык и общается только жестами. Жестами и действиями.
– Тебе будет что рассказать в Африке, не так ли?
– сказал старик громче, словно мы были глухие. Пятница смотрел на него безучастно, но старика это не остановило.
– Ты, конечно, многое повидал, - продолжал он, - большие города и корабли, громадные, словно замки. Вряд ли тебе поверят, когда ты расскажешь об этом.
– У него нет языка, он не умеет говорить ни на каком наречии, даже своем родном, - сказала я, надеясь, что этот назойливый тип от нас отстанет. Но он, очевидно, был туг на ухо.
– Так, значит, вы цыгане?
– спросил он.
– Вы и он - цыгане?
На мгновение я лишилась дара речи.
– Он был рабом, а теперь возвращается в Африку, - повторила я.
– Ага, - сказал он, - мы называем их цыганами, всех этих грязных бродяг, накликающих беду.
– И он поднялся, опираясь на палку, посмотрел мне прямо в глаза, словно бросая вызов.
– Пойдем, Пятница, - прошептала я, и мы поспешили уйти.
Мне смешно вспоминать сейчас об этом приключении, но тогда мне было не до смеха. Прячась, как крот, в вашем доме, я быстро потеряла орехово-коричневый загар, который пристал ко мне на острове; однако верно, в пути мы почти не мылись и нас это нисколько не удручало. Я помню целый корабль, полный цыган, людей темных и подозрительных, прибывших на незнакомый континент в Баия из испанской Галиции [6] . Уже дважды нас с Пятницей называли цыганами. Что такое цыган? Что такое разбойник? Слова здесь, на Западе, приобретают какой-то новый смысл. А может, я, сама того не зная, превратилась в цыганку?
6
Испанская Галиция - прибрежная область на северо-западе Испании, некогда королевство.
***
Вчера мы пришли в Бристоль и прямиком направились в порт, который Пятница, судя по всему, сразу узнал. Я останавливала каждого встречного матроса и спрашивала, не знает ли он о каком-нибудь корабле, готовящемся к отплытию на Восток или в Африку. Наконец нам показали корабль Ост-Индской компании, направляющийся в Тринкомали [7] и на острова пряностей. Благодаря счастливой случайности как раз в этот момент рядом с ним бросил якорь лихтер, подплывший, чтобы загрузить его трюмы, и первый помощник сошел на берег. Извинившись за наш: неопрятный после долгого путешествия вид и заверив его, что мы не цыгане, я представила ему Пятницу как бывшего раба из Америки, теперь, к счастью, свободного, который хочет вернуться домой в Африку. К несчастью, продолжала я, Пятница не говорит ни по-английски, ни на каком другом языке, потому что работорговцы вырезали ему язык. Но он усердный и послушный парень, и ему не нужно ничего, кроме возможности отработать стоимость путешествия в Африку.
7
Тринкомали - город и порт на острове Цейлон
При этих словах помощник усмехнулся.
– Африка - громадный континент, мадам, он даже громаднее, чем я мог бы описать словами, - сказал он.
– Знает ли ваш юноша, где он хотел бы сойти на берег? А то ведь можно сойти на берег в Африке и оказаться дальше от дома, чем отсюда до Московии.
Я постаралась рассеять его сомнения.
– Когда придет час, он узнает родные берега, - сказала я.
– Чувство родных мест никогда не обманывает человека. Возьмете ли вы его?
– Плавал он когда-нибудь раньше?
– спросил помощник капитана.
– Он плавал, однажды даже потерпел кораблекрушение, - ответила я.
– Это опытный моряк.
Помощник согласился провести нас к капитану. Мы зашли в кофейню, где капитан сидел в обществе двух торговцев. Нам пришлось долго ждать, пока нас представили. Я снова изложила историю Пятницы и рассказала о его желании вернуться в родную Африку.
– Вы бывали в Африке, мадам?
– спросил капитан.
– Нет, сэр, - ответила я, - но какое это имеет значение?
– Так, значит, вы не поедете с этим парнем?
– Нет.
– Тогда позвольте вам сказать вот что. Половина Африки - это пустыня, а другая половина - дышащие лихорадкой зловонные джунгли. Лучше бы вашему чернокожему оставаться в Англии. Но если он уж так туда стремится, я его возьму.
– Мое сердце подпрыгнуло.
– У вас есть его вольная грамота?
– спросил он.
Я подала знак Пятнице (который во все время этого разговора стоял как истукан, ничего не понимая), что хочу открыть мешочек, висевший у него на шее, и показала капитану бумагу, подписанную именем Крузо, чем он, как мне показалось, остался удовлетворен.