Мистер Фо
Шрифт:
– Почему же ты весь день следить за моим домом, Сьюзэн Бартон?
– спросила я, стараясь не повышать голоса.
– Чтобы поговорить с вами, - ответила она.
– А как меня зовут?
– Вас тоже зовут Сьюзэн Бартон.
– Кто же поручил тебе следить за моим домом? Мистер Фо? Мистер Фо хочет, чтобы мы ушли?
– Я не знаю никакого мистера Фо, - сказала она.
– Я пришла повидать вас.
– Какое у тебя ко мне дело?
– Разве вы не знаете, - сказала она еле слышным голосом, - разве вы не знаете, чья я дочь?
– Я никогда в жизни тебя не видела, - сказала я.
– Чья ты дочь?
Она ничего не ответила на это, но опустила голову, заплакала и замерла в какой-то неловкой позе, прижав к бокам руки. Корзинка стояла у ее ног.
Подумав, что это чье-то брошенное дитя, которое не знает даже своего имени, я обняла ее за плечи, пытаясь хоть как-то утешить. Но как только я к ней прикоснулась, она внезапно рухнула на колени, обняла меня и разразилась душераздирающими рыданиями.
– Что с тобой, дитя мое?
– сказала я, пытаясь высвободиться из ее рук.
– Вы меня не узнаёте, вы меня не узнаёте!
– восклицала она.
– Верно, я тебя не узнаю, но я знаю твое имя, ты мне сказала, Сьюзэн Бартон, точно такое же, как у меня.
От этих слов она еще пуще разрыдалась.
– Вы меня забыли!
– Я тебя не могла забыть, потому что никогда тебя не знала. Но теперь вставай и вытри слезы.
Она позволила мне ее поднять, взяла мой платок, вытерла глаза и высморкалась. Я подумала: что за плаксивая дуреха!
– Теперь скажи мне, - молвила я, - откуда ты знаешь мое имя? (Дело в том, что мистеру Саммерсу я представилась просто как новая домоправительница; никто в Ньюингтоне не знает, как меня зовут.)
– Я следовала за вами повсюду, - сказала девочка.
– Повсюду?
– спросила я, улыбнувшись.
– Повсюду, - ответила она.
– Я знаю такое место, где ты не могла быть, - сказала я.
– Я следовала за вами повсюду, - настаивала ока.
– Вы плавала со мной через океан?
– спросила я.
– Я знаю про остров, - сказала она. Это прозвучало как пощечина.
– Ты ничего не знаешь про остров, - отрезала я.
– И про Баия я знаю. Я знаю, что вы искали меня.
Этими словами она выдала источник всех своих сведений. Сгорая от возмущения ею и вами, я повернулась на пятках и захлопнула за собой дверь. Еще час простояла она на своем посту и исчезла, когда наступил вечер.
Кто она такая и зачем вы ее ко мне подсылаете? Может, вы подаете знак, что живы? Она не моя дочь. Вы думаете, что женщины бросают детей и забывают их, как змеи, откладывающие яйца? Только мужчине могла прийти в голову такая глупость. Если вы хотите, чтобы я освободила дом, только скажите, и я тотчас исчезну. Зачем посылать ребенка в старушечьем платье, ребенка с круглым личиком, крошечным круглым ртом и историей о пропавшей матери? Скорее уж это ваша дочь, нежели моя.
***
Пивовар. Она утверждает, что ее отец был пивовар. Что она родилась в Дептфорде в мае 1702 года. Что я ее мать. Мы сидим в вашей гостиной, и я пытаюсь ей объяснить, что никогда не жила в Дептфорде, никогда не знала никакого пивовара; верно, дочь у меня есть, но она пропала, и это не она. Она ласково качает головой и снова начинает рассказ про пивовара Джорджа Льюиса, моего мужа.
– Значит, твое имя Льюис, еслитак звали твоего отца, - прерываю я ее.
– Может быть, это мое законное имя, но по-настоящему это не мое имя, - говорит она.
– Если уж говорить о настоящих именах, - говорю я, - то и меня тогда зовут не Бартон.
– Я не это имела в виду, - отвечает она.
– А что же?
– Я говорю о наших настоящих именах, подлинных именах, - отвечает она.
Она возвращается к рассказу про пивовара. Пивовар шляется по игорным домам и теряет все до последнего пенни. Он занимает деньги и снова проигрывается вчистую. Чтобы скрыться от кредиторов, он удирает из Англии и нанимается гренадером в Нидерландах, где, по слухам, вскоре и погибает. Я осталась нищая, одна с дочерью на руках. У меня есть служанка по имени Эми или Эмми. Эми или Эмми спрашивает мою дочь, кем она хочет быть, когда вырастет (это самое раннее ее воспоминание). Она с детской непосредственностью отвечает, что хочет стать образованной женщиной. Эми или Эмми смеется: попомни мои слова, говорит Эми, в один прекрасный день мы все втроем будем служанками.
– У меня никогда не было служанки по имени Эми, Эмми или как-то там еще, - говорю я. (Пятница - раб Крузо, не мой, а теперь он свободный человек. Его даже нельзя назвать слугой, настолько праздная у него жизнь.) -Ты меня с кем-то путаешь.
Она улыбается и отрицательно мотает головой.
– Вот знак, по которому можно узнать родную мать, - говорит она, подается вперед и кладет свою руку рядом с моей.
– Смотрите, - говорит она, - у нас одинаковая рука. Одинаковая рука и одни и те же глаза.
Я внимательно разглядывала кисти наших рук. Моя - длинная, у нее - короткая. У нее пухлые несформировавшиеся пальцы ребенка. У нее серые глаза, у меня - карие. Что же это за существо, не способное воспринимать очевидные сигналы органов чувств?
– Тебя послал сюда мужчина?
– спрашиваю я.
– Джентльмен среднего роста с родинкой на подбородке, вот здесь?
– Нет, - говорит она.
– Я тебе не верю, - говорю я.
– Я верю, что тебя сюда подослали, а теперь я прогоняю тебя. Я прошу тебя уйти и больше меня не беспокоить.
Она покачивает головой и вцепляется в рукоятку кресла. Былое спокойствие мигом улетучивается.
– Меня нельзя прогонять!
– цедит она сквозь стиснутые зубы.
Очень хорошо, - отвечаю я, - если ты хочешь остаться, оставайся.
– Я выхожу, запираю за собой дверь и кладу ключ в карман.
В коридоре я сталкиваюсь с Пятницей, он прячется в углу (он всегда предпочитает углы и не доверяет открытому пространству).
– Ничего, Пятница, - говорю я ему.
– Это бедная безумная девочка, она будет жить с нами. В доме мистера Фо много места. Пока наша компания состоит из жертвы бунта на корабле, немого раба и безумной девочки. В нашем зверинце остается еще