Мистер Фо
Шрифт:
В этом и был его ответ? Что он и я - мужчина и женщина, а мужчина и женщина могут обходиться без слов? Если да, то э то вовсе не ответ, нечто пустопорожнее, а не ответ по существу, такой ответ не удовлетворит .думающего человека. Эми, девочка и мальчик расплылись в улыбках пуще прежнего. Бездыханная, я высвободилась из его рук.
– Очень давно, мистер Фо, - сказала я, - вы записали историю (я нашла ее в вашей библиотеке и для времяпрепровождения прочитала ее вслух Пятнице) женщины, которая провела вечер в беседе с подругой, расставаясь, обняла ее и простилась словами «до свидания». Но эта подруга, оказывается, - женщина этого не знала - накануне умерла вдалеке от
– Моя милая Сьюзэн, - сказал Фо, и я не могла смотреть на него с прежней суровостью, когда он произнес эти слова, потому что никто долгие годы не называл меня «моя милая Сьюзэн», уж Крузо-то, во всяком случае, не называл, - моя милая Сьюзэн, мне нечего сказать относительно того, кто из нас призрак, а кто нет: на эту проблему мы можем лишь взирать в оцепенении, подобно птице, не отводящей взгляда от змеи, и надеяться, что она нас не проглотит.
Но если вы не можете отрешиться от терзающих вас сомнений, я скажу вам кое-что, быть может, это вас утешит. Давайте противостоять худшим страхам, то есть тому, что мы все призваны в этот мир из иных сфер (которые не сохранились в нашей памяти) неким не известным нам волшебником, подобно тому как, по вашим словам, я вызвал к жизни вашу дочь и ее компаньонку (к чему я на самом деле непричастен). Все же спрошу: разве мы из-за этого лишились свободы? Вы, например, разве вы перестали быть хозяйкой своей жизни? Разве мы неизбежно превращаемся в марионеток в каком-то фарсе, конец которого нам неизвестен, но к которому мы идем как осужденные на эшафот. Вы и я, каждый по-своему, понимаем, какое беспорядочное занятие - сочинительство, то же относится и к волшебству. Мы сидим и смотрим в окно, мимо проплывает облако в форме верблюда, и, прежде чем мы отдаем себе в этом отчет, наша фантазия устремляется в африканские пустыни, а наш герой (а ведь это не кто иной, как мы сами, скрытые под маской) скрещивает сабли в стычке с мавританским бандитом. Проплывает новое облако, на сей раз в форме парусника, и в мгновение ока нас, несчастных, волна выбрасывает на необитаемый остров. Есть ли у нас какие-либо основания утверждать, что жизнь, которая нам дана, движется в соответствии с неким замыслом, а не подчинена причудам воображения?
Я знаю, вы скажете, что герои и героини приключения - простые люди, им неведомы терзающие вас жизненные сомнения. Но разве вас никогда не посещала мысль, что ваши сомнения - это часть жизни, которую, вам выпало прожить, и что весят они не больше, чем все ваши приключения? Я только спрашиваю, не утверждаю.
В своей жизни, отданной сочинению книг, я часто, поверьте, бродил в тумане сомнений. И вдруг меня осенило: надо ставить некую вешку на том месте, где я стою, чтобы в грядущих странствиях было куда возвращаться и не сбиться с пути. Поставив вешку и постоянно к ней возвращаясь (в сущности, она свидетельство моей слепоты и беспомощности), я все же постоянно сбиваюсь с пути, но тем радостнее каждый раз возвращение на верную дорогу.
Посещала ли вас мысль (и этим я закончу), что в своих странствиях вы, сами того не сознавая, оставляли для себя где-то позади некий знак, это свидетельство слепоты, о которой я говорил, и что, за неимением лучшего плана, вы бродите в тумане, ищете из него выход - если вы и в самом деле сбились с пути или вас сбили с пути - и постоянно возвращаетесь к этому знаку и начинаете все сначала столько раз, сколько будет нужно, пока не окажется, что вы спасены.
Фо повернулся к Джеку, который давно уже тянул
– Вы далеко живете?
– спросила я. Она как-то странно посмотрела на меня.
– Нет, - сказала она.
– Недалеко, совсем недалеко
Девочка не хотела уходить, я обняла ее, поцеловала, и это привело ее в хорошее настроение. Ее внешность, даже если допустить, что это призрачное видение, уже не тревожила меня, как раньше, все-таки я видела ее не впервые.
– Идем, Пятница, - позвала я.
– Пришла и нам пора уходить.
Фо запротестовал.
– Вы окажете мне большую честь, - сказал он, - если заночуете здесь. Да и где вы сейчас найдете ночлег?
– Если на улице нет дождя, мы можем выбирать из сотни постелей, хотя все они жесткие, - ответила я.
– Оставайтесь у меня, - сказал Фо.
– По крайней мере, здесь вас ждет мягкая постель.
– А Пятница?
– И Пятница тоже, - сказал он.
– Но где же будет спать Пятница? Где вы его уложите? Я не могу его прогнать.
– Ни в коем случае, - сказал Фо.
– Может быть, он ляжет в алькове?
– спросила я, показав на занавешенный угол.
– Конечно. Я постелю матрац и дам ему подушку.
– Вот и прекрасно, - сказала я. Когда Фо постелил, я позвала Пятницу.
– Идем, Пятница. Сегодня у нас есть крыша над головой, - прошептала я.
– А если повезет, то завтра у нас будет еда.
Я показала Пятнице его ложе и задернула за ним занавеску.
Фо погасил лампу, я слышала, как он раздевается. Я заколебалась, задумавшись, чем для моего рассказа чревата близость с его автором. Услышала, как заскрипели пружины.
– Спокойной ночи. Пятница, - прошептала я.
– Не обращай внимания на свою хозяйку и мистера Фо, все это к лучшему.
– Я разделась, оставшись в нижней рубашке, развязала волосы и забралась под одеяло.
Некоторое время мы лежали молча, Фо на своей половине, я - на своей. Потом он сказал:
– Я иногда спрашиваю себя, что было бы, если б творения Господа не испытывали потребности в сне. Было бы людям лучше, если бы мы бодрствовали всю жизнь?
Я никак не ответила на это странное приглашение к разговору.
– Я хочу сказать: лучше было бы, если бы нам не приходилось еженощно погружаться в себя и находить то, что мы там находим?
– Что вы имеете в виду?
– спросила я.
– Нашу темную сущность, - сказал он.
– Нашу темную сущность и прочие призраки.
– И вдруг спросил: - Вы хорошо спите, Сьюзэн?
– Я сплю как сурок, несмотря ни на что.
– А вы не видите во сне призраков?
– Я вижу сны, но не называю призраками тех, кто является мне в сновидениях.
– Кто же они?
– Это воспоминания, воспоминания яви, но искаженные, спутанные, измененные.
– Они реальны?
– Реальны и нереальны - как сами воспоминания.
– Я читал у старого итальянского автора о человеке, который побывал, или ему приснилось, что побывал, в аду. Там он встретил души умерших. Одна из них рыдала. «Не думай, смертный, - сказала ему душа, - что мои слезы не слезы истинного горя только потому, что я бестелесна».
– Истинное горе - но чье?
– сказала я.
– Души или вашего итальянца?
– Я потянулась и сжала руку Фо своими ладонями.
– Мистер Фо, все-таки знаете ли вы, кто я такая? Я явилась к вам однажды в дождливый день, вы куда-то спешили, и я задержала вас рассказом про остров, который вы не хотели выслушать.