Мистер Грей младший

Янис Каролина

О том, что касается любви Фиби… Я говорила с ней перед тем, как уехать, пыталась поднять её поникший дух всеми силами. Знаешь, я думаю, у неё к Адаму не платоническое влечение, а чувства. Она нуждается в том, чтобы любить и всецело дарить свою любовь. Знаешь, мне кажется, она всегда будет верна своему первому импульсу, первому чувству. Увы, практика показывает, что такие люди редко бывают счастливыми, но они несут счастье другим. Я очень надеюсь, что она станет исключением из правил. Я знаю, она дождётся своего грешника Адама - Ромео, и станет совершенно счастливой Фиби - Джульеттой. У них будет счастливый конец.

Вы мне очень дороги, Греи. С самого детства. Знайте,

я всегда жду вас в гости в Мюнхене, и всегда буду рада всех вас принять! Буду очень скучать, Тед.

Буду ждать.

С любовью,

Софи Т.

Этому письму уже шесть месяцев. Я не знаю почему, но я перечитывал его почти каждый вечер с того момента, как узнал о страшной трагедии. Сегодня, при его прочтении, мне стало стыдно. Если обычно это был целый кутеж эмоций — страдание, всепоглощающая боль потери подруги и обида за чужую, не достаточно полно прожитую жизнь, то сейчас… Сейчас это был стыд. Мне кажется, в свои восемнадцать лет я испытал слишком много.

Три дня назад я едва не умер… Стыдно мне было потому, что мы с Айрин… уже три дня не вместе. Сердце наполняется болью, при произнесение этих слов даже в мыслях. Она бросила меня. Всё это чётко стоит перед моими глазами до сих пор…

За неделю до нашего конца, Айрин рассказала мне о том, что у неё есть другая мать. Родная. Просила у меня прощения за то, что довольно долго скрывала это от меня, но, если честно, потеря в весе, бледность, постоянная растерянность и какая-то детская незащищённость, дали мне повод думать, что у неё что-то не так. Что дело не только в экзаменах, подготовки к поступлению в Калифорнийский государственный университет. Исполнение её мечты — становление известной танцовщицей — во многом зависело от её утверждения на место. Сколько было радости, когда она открыла конверт и объявила о том, что её кандидатура утверждена… Но не было восторга, который можно было ожидать. Она по-прежнему была какой-то опустошённой и я принял решение поговорить с ней. Она рассказала мне всё… Оправдывала себя тем, что на меня и так свалилась смерть Софи, моего друга Адама, болезненно переносящая всё Фиби… Она сказала: «Я не хотела нагружать тебя собой…». Она сказала это мне! Господи! Как она могла думать так?.. Мы крупно поссорились из-за этого… Но лишь на один день. Я вспомнил всё, что было и, как дурак, напившись, пел серенады под её окном. Она меня простила.

Что я вспо­минал тог­да?.. Наш вы­пус­кной ве­чер, где она бы­ла в платье Ни­коль Кид­ман из рек­ла­мы ду­хов Ша­нель №5; этот по­дарок Ай­рин с тру­дом при­няла от ме­ня. Я вы­купил его на а­ук­ци­оне, от­дав все свои сбе­реже­ния. Она бы­ла в нём прек­расна. Вол­шебное, лёг­кое, плав­ное и гра­ци­оз­ное ро­зовое об­ла­ко… Я вспомнил наш та­нец на этом ба­лу, ког­да все вок­руг смот­ре­ли на нас. Помню, как шептал:

— Ты ангел, который сводит меня с ума.

— А ты джентльмен, от которого я полностью потеряла рассудок, — сладко шептала она, потягивая меня за бабочку, — Ты самый сексуальный мужчина в мире. Смокинг подчёркивает это полностью.

А ещё, ко­неч­но, в памяти всплывали ре­пети­ции нашего тан­ца, на­пол­ненные по­целу­ями и счасть­ем…

После выпускного, мне вспомнилось наше лето. Только наше. На мой день рождения она подарила мне… себя. Свою невинность. Мы праздновали его вдвоём, танцевали всю ночь на крыше её дома, а потом, в её комнате, отдались друг другу. Это была самая счастливая ночь в моей жизни. Эти месяцы были самыми счастливыми… Вместе с нашим классом, мы летали в Голландию, в Нидерланды. Мы ходили на поля, где выращивают её любимые цветы. Айрин танцевала там… Я купил

ей гору тюльпанов — её любимых — белоснежных. Она плакала от счастья, застав свой номер, утопающий в них. Мы пили шампанское. Трахались. Смеялись. Любили. Говорили. Мы жили. Я жил. Я был где-то высоко на седьмом небе, и всё, что я испытывал тогда, казалось мне, будет вечно… Но этому не суждено было случиться. Господи. Это больно. Это маленькая смерть.

Мы катались на моём байке по ночному Сиэтлу, когда вернулись из поездки. Мы опробовали заднее сидение моего Ауди-кабриолета, держа путь к океану на три счастливых дня. Нас никто не трогал. Мы одни были друг у друга… А когда вернулись, в августе… Айрин начала пропадать. Лишь потом, перед той нашей ссорой я узнал, что она начала встречаться со своей родной матерью… Но и меня в то время стали запрягать. Отец принялся таскать меня на светские вечеринки, где я сталкивался лицом к лицу с Даниэль, и с неизбежностью того, что я всё же поступлю в Кембриджский университет. Последнее стало одной из доводов, который Айрин приводила, убивая меня.

Та ночь — три дня назад — одно большое убийство, за которое только я понесу наказание. Я бы хотел думать, очень хотел знать, что я понесу его только один. Буду несчастен один.

В тот вечер, третьего сентября, Айрин позвонила мне и попросила придти к ней, сказав, что очень хочет поговорить со мной. Голос её дрожал. Я боялся этого голоса… Получилось так, что в связи с недобором студентов начало учебного года в её университете отложили на неделю, и, поэтому, она всё ещё была здесь… Я оставался здесь, потому что Кристиан, до сих пор, согласовывал что-то с Гриндэлльтом. Я приехал к ней домой около восьми часов вечера. Темнело, а с неба падал дождь, распластываясь в мокрое место. Он был слабым, но погода, будто, чувствовало то, что нам придёт конец. Сердце в груди сжималось. Я знал, не к добру.

— Привет, малышка, — шепнул я, выходя из машины, счастливо улыбаясь тому, что вижу её. Она встречала меня на пороге своего дома, стоя под навесом. Точно это была лишь слабость — она улыбнулась мне — но, вскоре, сжала губы. Когда я потянулся поцеловать и обнять её, она… Она выставила две руки вперёд, точно защищаясь, выдохнув порывисто и громко:

— Не надо, — она была бледна.

Это слово — нож в моё сердце. Я замер.

— Тед, мы… — шепнула она, — Я… Я хочу сказать, что это… — голос её дрогнул, — Это всё. Это всё, Тед. Мы… мы расстаёмся, — слёзы хлынули из её глаз, точно открыли кран.

Я думал, моё сердце вырвали со всей жизнью и дыханием, что было во мне.

— Айрин, я… Нет. Нет, Айрин, — мои брови сошлись на переносице от боли, это был удар под дых, это была моя смерть, я падал в пропасть, я разбивался вдребезги, ломаясь на миллион, блядь, грёбаных кусков, я потерял способность говорить.

— Да, я… — она всхлипнула, — Я… я думаю, что у нас ничего не… не получится. Мы будем учиться в разных штатах, мы… мы потеряем друг друга и… И всё. Я больше ничего не могу сказать, кроме… будь счастлив, — она рыдала, вытирала слёзы ладонями, а я умирал и не мог подойти к ней.

— Ты же знаешь, что без тебя я не смогу быть счастлив! — закричал я, срывая горло, полностью разрушаясь, — Я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя! Я люблю тебя! — слова вылетали из меня, как мантра, я приближался к ней ближе, крича это важное слово, стараясь, чтобы она услышала меня…

Но Айрин лишь отрицательно качала головой, пятилась от меня к двери, придаваясь истошным рыданиям без единого звука, порывисто и судорожно дыша.

— Этого всего мало! — вдруг закричала она, вытирая слёзы.