Мистер Грей младший

Янис Каролина

Я выгибаю брови.

— Вот как?

— Да, я не умею готовить, Теодор Грей. Привет, — она отправляет в рот ещё вилочку, пожимая плечами.

— Я буду готовить за нас двоих, — широко улыбаюсь, — Надо будет тебе попробовать пиццу в моём исполнении, — подмигиваю я.

— А потом ещё оргазм в твоём исполнении, иначе я превращусь в булочку, — Айрин хлопает ресницами.

— Это не обсуждается, — шепчу я, целуя её в носик, склонившись. Малышка широко улыбается.

— А как ты научился готовить? —

с неподдельным интересом спрашивает Шоколадка, взяв в руки чашку.

— Меня научила жизнь, — говорю я, ухмыляясь, — А точнее, зарождающийся гастрит, ленивая коала Макс и безрукий Мэйсон.

Услышав причины и следствия познания мною кулинарии, как науки, Айрин громко смеётся, откидывая голову назад. Видеть её счастливой — это стоит так дорого. Кто знает, сколько мы можем просидеть, так, на кухне, болтая и смеясь?.. Мы говорили обо всём за эту несущуюся пару-тройку часов. Она рассказывала мне о своей не слишком радостной стезе студентки на Лонг-Бич, лишь изредка улыбаясь воспоминаниям. А я веселил её рассказами о пьяных буднях и выходных студента с красным дипломом, о его приключениях, увлечении стритрейсингом. Я говорил ей о себе, как о совершенно другом человеке, ибо мне была уже не понятна суть жизни «того меня». Да, о моей «той жизни» можно сейчас говорить со смехом, с шутками, с закатыванием глаз и моральным покачиванием головой, о её — только на чистоту и только серьёзно. Но соль-то в том, что мы оба жили несчастливо. Она жила с этим несчастьем честно, а я заглушал его алкоголем, женщинами, дорогими, порой, стоящими жизни забавами. А она жила просто. Неподкупно. Без самозванства. Искать виновных и виноватых, возможно, бессмысленно. Этого времени не вернуть. Но вернуть счастье — возможно. Вернуть смысл жизни — возможно. Очень многое зависит от рук человека.

— Тебе нужно ехать? — чуть слышно спросила она, когда о себе напомнил мой iPhone, пиликанием сообщения Даниэль: «Эту встречу с отцом ты проспать не можешь, Теодор. Твоё пьяное поведение уже замазано румянами моего стыда перед твоим отцом ещё вчера. В этот раз, не явишься — будешь краснеть сам».

Напугала, блять.

— Да, — тяжело вздохнул я, подняв на Айрин глаза.

Она встала со стула, сделала несколько шагов ко мне. Маленьких, неуверенных. Но не прошло и минуты, как я уже держал её в своих объятиях, а она сидела у меня на коленях, уткнувшись носом мне в шею. Тонкие руки нежно гладили мой затылок.

— Я отпускаю тебя, но ненадолго, — шепчет она, заглядывая в мои глаза, — Мне кажется, что если я сейчас отпущу тебя, то ты не вернёшься.

— Брось говорить такую чушь, — провожу кончиком пальца по её носику. — Я вернусь. Очень скоро. Теперь, ты от меня не отделаешься, — я ухмыляюсь, прикусив пухлую губу моей крошки.

— Я тебя люблю, — она смотрит мне в глаза.

— И я тебя люблю. Тебя одну. Безумно.

Кристиан

Лёгкий бриз колыхал шифоновые занавески прозрачной веранды, открывающей посетителям вид дорогого пляжа, обосновавшегося у Пьюджета. Стёкла, составляющие окна, отделку этого здания, были необычны: изнутри видна каждая птица, каждое облако, проплывающее в небе над заливом. А снаружи — только тёмные впадины, не выдающие тех, кто прибыл, чтобы выпить по бокалу вина, или попробовать какое-нибудь вкусненькое блюдо из любой из мировых кухонь.

Я уселся в центре стола, ожидая прихода своей любезной жены, сына и будущей невестки. От нечего делать смотрел в окно, следя за прохожими, группой туристов, прочей толпой, что спешила куда-то, скорыми шагами меряя землю, или семеня старческой ходьбой.

Студенты сидели на скамье, что-то зубрили, хохотали, запивая шутки колой. Я подумал, как им везёт… Они только на истоках жизни. А можно было бы многое поменять? Начать сначала? От этих мыслей я нахмурился. Нет, я бы не хотел проживать жизнь с чистого листа. Не знать, что тебя ждёт завтра. В университете мне было не место. Эта пресловутость, пресные вечеринки. Всё это проплывало мимо меня. Нет, я ничего не хочу менять. Всё, чего я добился, я добился сам. И мне можно только позавидовать.

— Прости, дорогой, мы немного опоздали, — я увидел входящую в распахнутые стеклянные двери миссис Анастейшу Грей, в идеальном белом костюме с юбкой, чуть прикрывающей её идеальные колени.

Следом за нею следовали Теодор и Даниэль: он какой-то бледный, не выспавшийся, но расслабленный, удивительно спокойный. Даниэль безупречна в лиловом деловом платье-карандаше, со свежим лицом, но не лишёнными раздражения глазами, напряжёнными шагами. Анастейша подошла близко к столу, поцеловала меня в щёку и присела рядом. Парочка остановилась чуть поодаль, о чём-то говоря. Причём, Теодор говорил только глазами, а Даниэль без умолку. Бедняга Теодор…

— Ничего, ничего, — протяжно ответил я своей жене, — За это время я успел съесть дюжину устриц.

— Что? — ужаснулась Ана, смотря на меня так, точно я выдернул коврик у неё из-под ног.

— Устриц, устриц, — улыбнулся я, — Не стану же я тебе говорить, что я ел бифштекс.

— Ты знаешь, что тебе нельзя мясо.

— Да-да… Знаю, — отмахнулся я, — Эти что не садятся?

— Кто?

— Как кто, Анастейша?

— А, Теодор и Даниэль? — выгнула бровь Ана, — Они, кажется, не поладили. Но волноваться не стоит.

— Стоит радоваться.

— Кристиан, — чуть повысила она тон.

— Что, миссис Грей?

— Ты не скучал?

— Нет, я смотрел фильм, — я перевёл взгляд на колонны.

— Фильм? — Анастейша нахмурилась, — Где? Какой?

— Да вот здесь, — бросил я, направив взор на окно, — Я смотрел на эту самую набережную. Знаешь, я люблю смотреть на толпу, — произнёс я, — Тем более, когда меня не видят.

— И я всегда любила. Даже когда меня видят.

— Да? Я не знал об этом.

— Да, — кивнула она, — И даже на тех скучных встречах, куда ты брал меня с собой…

— Ну, конечно, — я чуть склонился к ней, — Должно же быть что-то приятное глазу на этих скучных деловых мероприятиях. Многие, очень многие пялились на тебя. А ты улыбалась им.

— Я просто улыбалась, — выгнула бровь она, — И не тому, о чём ты думаешь.

— А чему?

— На толпу можно смотреть бесконечно. У меня, например, со скуки завелась привычка. Я мысленно одевала каждому головные уборы.

— Так-так-так, интересно…

— Головные уборы, мама? Какие? — спросил мой сын, усевшись за стол рядом с Анастейшей. Даниэль заняла место напротив меня.

— О, мой друг… Ты похож в этой рубашке на Теодора, — произнёс я, изучив его глазами.

— Я и есть Теодор, отец.