Мистер Грей младший
Шрифт:
— Айрин Уизли, ты помнишь мои руки? — шепчу, медленными шагами продвигая её к кровати. — Кто ещё трогал тебя? — с моих губ срывается рык, а с тела Айрин с тем же негодующим звуком спадает платье.
Глаза блондинки, что разжигает пожар внутри, расширяются. Она еле дышит. Грудь. Господи. Её грудь. В диковинном лифчике с застёжкой впереди, она выглядит, как всегда, безукоризненно и великолепно. Я слабо толкаю Айрин ладонью в живот, она падает на кровать, хрипло смеясь и сводя ноги.
— Ты мне не ответила, — шепчу, склонившись над ней; провожу ладонью по животу вверх, чтобы освободить
С вызовом и голодом смотря мне в глаза, она приподнимается на локтях. Капли воды скатываются по её шее, за которую я хватаюсь рукой, чуть сжимаю и валю обратно так резко, что с её губ срывается капризный, возбуждённый визг.
— Теодор Грей, — сдавленно шепчет она, смотря мне в глаза, — Никто ко мне не прикасался. Кроме тебя. Никто.
Я ошарашено гляжу на неё. Она хватает меня за ворот рубашки и притягивает близко к себе. Одна секунда — я уже под ней. Ловко оседлав меня, Айрин откидывает волосы с лица назад. Вспыхнувшие щёки багровеют, губы дрожат, а я смотрю на неё, не шевелясь.
— Пять лет. И никто? — не веря самому себе, бормочу я.
Судорожно выдохнув, Айрин медленно начинает расстёгивать пуговицы моей мокрой рубашки, избегая смотреть мне в глаза. Пальцы её не слушаются. Я бережно задерживаю нежные ладошки, кладу их на своё лицо. Трепет переполняет тело. Мелкая дрожь бежит по мне, когда эти руки плотно прилегают к моим щекам и скулам, а глаза смотрят в глаза.
— Смотри на меня, Теодор, — еле слышно шепчет она, — Смотри на моё тело. Смотри на меня.
Я тяжело выдыхаю и скольжу взглядом по безупречно чистой коже, которую несколько лет назад покрывал поцелуями, царапал руками в порывах страсти, сжимал, кусал, желая запомнить вкус. Смотрю и вспоминаю, как немыслимо накидывался на её грудь, на её шею, на каждую часть тела, что принадлежало мне. И принадлежит. Мне.
— Я всегда была твоей, — шепчет она. Слеза, вперемешку с каплями дождя, стекает по её щеке. Влажные кудри золотятся в свете торшера. — Я всегда была твоей и буду.
— Моя маленькая девочка…
Айрин всхлипывает, качая головой с улыбкой. Непослушный локон спадает ей на лоб; я протягиваю руку, чтобы убрать его и видеть её лицо. Лицо моей любви.
— Девочка выросла, — шепчет она, судорожно дыша; нервная улыбка то и дело, мелкими всплесками загорается на побледневшем лице, — Девочка совсем выросла. Девочке двадцать два…
— Но ты пахнешь на семнадцать, — выдыхает сердце, не я, — Сколько бы тебе ни было лет, даже через лет сорок: ты будешь моей маленькой девочкой, — сажусь на постели, разрывая на себе рубашку, кидаю в сторону. — Ты всегда будешь моей маленькой девочкой. Запомни, что я… я больше не дам тебе уйти. Поняла? Я не отдам тебя. Никому.
— Меня никто и не забирает. Никто, — она успокаивающе поглаживает мои щёки, — Но… Даниэль? — чуть слышно шепнула она, — Я не хочу отдавать тебя ей…
— Я люблю тебя! — не выдерживаю и рычу, крепко сжимая хрупкую талию в своих руках. Айрин судорожно выдыхает. — Я люблю тебя. Я весь твой.
Она дёргается в моих руках и кусает губы, точно чувствует физическую боль. Горячо и крепко целует меня. Её губы раскрывают
— Ты весь мой. Только мой, — шепчет Айрин, слёзы зреют на её глазах, — Я знала, что ты меня любишь. Всегда знала, потому что… нельзя тебя любить так, как я. До боли в сердце, до крови в мозгу, — она жмурится, тяжко дыша, — Я никому не давала целовать себя, прикасаться к себе, завязывать отношения со мной… потому, что я хотела всегда быть свободной. Для тебя. Но я заблуждалась. Я всегда была «занята». Я всегда была переполнена тобой… Другим нет места ни в моей жизни, ни в моём сердце. Нигде, Теодор Грей. Всё мне противно. И все противны.
— Айрин, Боже, — бормочу, чуть слышно. Что-то колит мои глаза, — Ты — мой беспредел. Каждый раз, когда я вижу тебя, слышу твой голос, мне хочется забрать тебя и увезти далеко-далеко. Туда, где нет места проблемам и горю. Туда, где никто и ничто не сможет помешать мне… Помешать мне быть с тобой. Я болен тобой, Уизли. Всё, что я хотел сделать, когда ты сказала, что возврата нет, это… умереть. Пойми, если ты меня разлюбишь — я умру.
— Если я тебя разлюблю — это буду не я, — категорично шепчет мой белокурый ангел, впиваясь пальцами мне в плечи, — А если ты умрёшь, то и я умру.
Она прижимается грудью к моей груди — я громко стону. Её упругие, мягкие груди, настолько нежные, что хочется кричать от этого ощущения непорочности, от этого желания, что кишит и шипит в теле подобно змеям, желающим насытиться этим искушением. Грех. Она сплошной грех, но её вкус бесподобен. Мои губы целуют её шею, я бормочу какой-то бред. Одну руку Айрин запускает в мои волосы, лаская затылок, а другой расстёгивает брюки. Когда я заглядываю в её полные страсти глаза, она вновь пихает меня в грудь — я валюсь на спину.
— Я буду сверху, мужчина, — судорожно выдыхает она, — Дай мне контроль.
— Ты уже его взяла, — шепчу, сгорая от возбуждения. Её руки носятся по моей груди. Она царапает мои бицепсы, растягивая кожу. — Смотри, не потеряй, — хриплю, не успевая следить за её голодным взглядом… Ох!
— Блять, — шиплю сквозь зубы, откидываю голову назад, когда она резко нанизывается на меня. — Когда ты… успела… снять трусики?
Ничего не соображаю. Я смотрю на Айрин. Обе её руки напряжены и сжимают основание члена. Голова в экстазе откинута назад. Губы приоткрыты и дрожат. Глаз не вижу… Только напряжённый подбородок, раскрасневшиеся соски. Венку, что дрожит на её шее и жаждет миллионы миллионов поцелуев. Укусов. Засосов. Моих. Она краснеет каждой частью своей безукоризненной фарфоровой кожи. Она не может двигаться. Она стонет. Стонет так, что тело моё раскаляется до такой критической точки, что я рычу, покрываясь испариной. Весь в ней. Сон, мечта… Переливы желаний. Ни слова не могу произнести, ибо рот высох. Ибо все слова забыты. Ибо сейчас говорит тело, тело возбуждённого мужчины. Мужчины, что будто столетие не видел, не чувствовал, не ощущал женщины… Своей женщины. Своей единственной, предназначенной до конца дней. Уготованной судьбой. Женщиной, без которой невозможно жить, невозможно вдохновляться, совершать поступки, общаться, быть полезным. Женщина, которая является маленькой девочкой, невестой, вселенной… всем тем, чем так хочется гордиться, пронести через всю жизнь, как своё главное достижение.