Мистраль
Шрифт:
– Дядин?
– У него не было родных, только тетка да дядя, - сказал Дон.
– Вон, смотри, у двери.
– В глубине двора виднелась дверь. В доме мерцал огонь очага, а рядом с дверью стоял прислоненный к стене велосипед.
– Да велосипед же, дурень, - сказал Дон.
– Это велосипед?
– Конечно. Что же еще?
– Велосипед был старомодный, с загнутыми назад и вверх, словно рога у газели, ручками руля. Мы стояли в воротах и рассматривали велосипед.
– Значит, та, другая тропка подходит к их черному ходу, - сказал я. Которым
– Мы стояли в воротах и слушали удары колокола.
– Там, во дворе, наверняка нет ветра, - сказал Дон.
– И нам ведь некуда спешить. Все равно мы сможем поговорить с ним только после похорон.
– Правильно, здесь тоже можно приткнуться.
– Мы вошли во двор и, приближаясь к столу, увидели солдата. Он стоял в дверях дома, освещенный огнем очага, и смотрел на нас. Теперь на нем была белая рубаха. Но мы узнали его по ботинкам. Вскоре он скрылся в доме.
– Мальбрук, значит, вернулся, - сказал Дон.
– А может, он приехал на похороны.
– Мы прислушались к звону колокола. Во дворе вечерние сумерки уже сгустились, стало совсем темно. Жесткие виноградные листья, почти черные на фоне чуть подсвеченного синевато-багрового неба, упруго гудели, обдуваемые ветром. Удары колокола тяжко скатывались с колокольни, сливаясь в однотонный гул, напоминающий гудение жестких, словно жестяных, листьев.
– Может быть, - сказал Дон.
– Только как он о них узнал?
– А может, ему священник написал письмо.
– Возможно, - сказал Дон. Огонь очага уютно мерцал в глубине дома. Потом в дверях показалась женщина: она внимательно смотрела на нас.
– Добрый день,
падрона, - сказал Дон.
– У вас не найдется глотка вина?
– Она молча, не двигаясь, смотрела на нас, освещаемая огнем очага. Она была высокой. Она стояла в дверях - высокая, неподвижная, освещаемая огнем очага.
– Видно, служила в армии, - сказал Дон.
– В чине сержанта.
– А может, это она приказала Мальбруку ехать домой?
– Вряд ли. Он слишком медленно поворачивался.
Женщина заговорила:
– Конечно, синьоры. Присядьте.
Мы сняли вещевые мешки и сели за стол. Теперь мы хорошо видели велосипед.
– Солдат от велосипедной кавалерии, - сказал Дон.
– Хотел бы я знать, почему он свернул с главной тропинки.
– Ладно, - сказал я.
– Что ладно?
– Ладно. Знай.
– Это что - шутка?
– А как же. Шуточка. Это потому, что мы старые. Мы разговариваем в призывной комиссии. Я ведь часто шучу.
– Тогда скажи мне что-нибудь серьезное.
– Ладно, - сказал я.
– Мы вроде одно и то же слышали - там, у часовни.
– Моя не понимать. Я любить Италия. Я любить Муссолини.
Женщина принесла вино. Она поставила его на стол и повернулась, чтобы уйти.
– Попробуй, - сказал я.
– Спроси ее.
– А что? И спрошу, - сказал Дон.
– У вас в доме остановился военный, синьора?
Женщина посмотрела на него.
– Это так, ничего, синьор. Просто вернулся из армии мой племянник.
– Вчистую, синьора?
– Вчистую, синьор.
Примите наши поздравления, синьора. У него наверняка много друзей, то-то они будут рады.
– Женщина, худощавая и вовсе не старая, настороженно и выжидающе смотрела на Дона.
– У вас в деревне похороны.
– Женщина молчала. Она стояла, ожидая, когда Дон кончит говорить.
– У него тоже, наверное, было много друзей. То-то они горюют сейчас, - сказал Дон.
– Будем надеяться, синьор, - сказала женщина.
Она двинулась к дому, и тогда Дон спросил ее насчет ночлега. Она резко и сразу же ответила, что ничего не выйдет, и мы поняли, что уговаривать ее бесполезно. И тут мы вдруг заметили, что колокол умолк. Снова стал слышен шуршащий шорох листьев, обдуваемых ветром.
– Нам говорили, что священник...
– начал Дон.
– Да? Так что священник?
– Что у священника можно переночевать.
– Вот вы с ним и поговорите, синьор.
– Она ушла в дом. У нее была размашистая мужская походка; на миг она появилась около очага и скрылась. Когда я глянул на Дона, он отвернулся. Он взял со стола бутылку.
– Ну, - сказал я, - почему же ты не стал ее расспрашивать? Что ж ты вдруг замолчал?
– Ей не до нас. Она же сказала, что вернулся из армии ее племянник. Только что, сегодня. Она хочет побыть с ним - ведь у него нету других родственников.
– А может, она боится, что его снова загребут в армию?
– Это что - тоже шутка?
– Мне бы на его месте было не до шуток.
– Дон налил в стаканы вина. Позови-ка ее и скажи: мы, дескать, слышали, что ваш племянник женится на воспитаннице священника. Скажи ей, что мы хотим вручить ему подарок. Насос для промывки желудка. Он ему всерьез может понадобиться.
– Я знаю.
– Он аккуратно налил вина в свой стакан.
– Так одно из двух, без шуток - мы остаемся у священника?
– Салют, - сказал я.
– Салют.
– Мы выпили. Слышался неумолчный, сухой, яростный шорох листьев.
– Хоть было бы сейчас лето, - сказал Дон.
– Сегодня ночью будет здорово холодно, даже на сеновале.
– Да уж. Хорошо, что нам не придется сегодня спать на сеновале.
– А ведь оно не так уж и плохо - спать на сеновале, особенно когда нора в сене согреется.
– Ну, сегодня-то нам это ни к чему. Мы можем прекрасно выспаться на кровати, а утром, спозаранку, отправимся дальше.
Я налил в стаканы вина.
– Интересно, далеко тут до следующей деревни?
– Конечно далеко.
– Мы выпили.
– Хотел бы я, чтоб сейчас было лето. А ты?
– Еще бы.
– Я вылил остатки вина в стаканы.
– Выпьем.
– Мы подняли стаканы, чокнулись. И посмотрели друг на друга. Ветер задувал льдистые пылинки под одежду, вгонял их сквозь кожу в тело, до самых костей, а ведь нас еще защищали каменные стены.
– Салют.
– Мы уже это говорили.
– Ладно. Тогда еще раз салют.