Митральезы Белого генерала. Часть вторая
Шрифт:
После первой кровопролитной стычки под стенами Геок-тепе между противоборствующими сторонами наступило затишье. Текинцы подсчитывали потери и хоронили убитых, а русские ждали подхода основных сил, и потому активных действий не принимала ни одна сторона. Лишь изредка вспыхивающие перестрелки между аванпостами напоминали, что война продолжается. Однако долго так продолжаться не могло и на четвертый день, когда все части Закаспийского отряда достигли лагеря и соединились, Скобелев предпринял очередную рекогносцировку.
В пять часов утра из Егин-Батыр-кале выступили два батальона пехоты, рота саперов, команда охотников,
Будищев с митральезами на сей раз оказался в резерве, и теперь мирно сидел в своей пролетке, морщась от звуков марша. Генерал Скобелев был верен себе и выступил в поход под звуки оркестра. Трубачи первое время играли вполне сносно, выдувая из своих медных инструментов одну мелодию за другой, но вскоре устали и бодрый полковой марш стал больше походить на непонятную какофонию.
— Когда же вы, блин, замолкните? — беззлобно ругнулся он в сторону музыкантов.
— А чего? — удивился неразлучный со своим хозяином Шматов. — Красиво ж играют…
— Очень, — буркнул в ответ прапорщик и отвернулся, чтобы не поддерживать разговор.
— Ага, — продолжал как ни в чем не бывало денщик. — Я страсть люблю музыку. Чтобы значит барабаны и трубы, и …
— И бабалайки с гармошками, — сердито перебил его Дмитрий, поняв, что Федька не уймется. — Ты молока в санчасть отнес?
— Куды?
— На кудыкину гору, блин!
— Госпоже Штиглицевой? — сообразил парень. — А как же, все чин по чину, в лучшем виде. Они еще велели поблагодарить, а госпожа Сутолмина, то есть, Мамацева, изволили сказать, мол, ходят тут всякие, я то есть, а потом…
Что было потом Шматов рассказать не успел, поскольку на горизонте то и дело стали появляться текинские всадники. Видимо в Геок-тепе заметили выход русской колонны из лагеря и послали разведчиков выяснить, какого рожна надобно гяурам с утра пораньше.
— Гляньте-ка, вашбродие, сколь басурман, — указал на вражеские разъезды сидящий на козлах Егорыч.
— Да и хрен бы с ними, — зевнул не выспавшийся Будищев.
— А ну как соберутся большой толпой, да налетят? — опасливо поежился, мгновенно сменивший тему Федька.
— Нет, не станут они собираться, — не согласился с ним ездовой. — Научены уже пушкарями. Будут опаску иметь, иначе их враз накроют этой, как ее, шрапнелей!
— Одни стратеги кругом, — страдальчески поморщился Дмитрий. — Даже послать некого.
— Что? — переспросил не расслышавший его Шматов.
— Боже, куда я попал, где мои шмотки?!
Часам к одиннадцати утра русская колонна добралась до укреплённого аула Янги-кала, лежащего в двух верстах от самого Геок-тепе
Еще больше текинцев тем временем собрались рядом с самим Геок-тепе. Было видно, как к гарцующим на своих горячих конях всадникам с крепостных стен обращаются муллы, а те время от времени восторженно кричат, потрясая оружием и стреляя в воздух.
— Ишь ты! — озадачился Шматов, наблюдавший все это в бинокль. — Чего это они?
— Небось, клянутся постоять за веру, — пожал плечами рассудительный Егорыч. — А те их, значит, подзуживают, дескать, не подведите, не то в рай не попадете.
— А у них и рай есть? — изумился Федька.
— Спрашиваешь, — отвечал ему ездовой. — Конечно есть, да еще не чета нашему. Там у них шахидов ихних, ну, тех, кто за веру погиб, специальные девки привечают, гурии называются, кажному по десятку, а то может и по более!
— Чего? — раззявил рот денщик. — Что это за рай такой с бабами? Ты еще скажи, что там им всем наливают!
— Может и наливают, я не бывал, врать не стану…
— Эй вы, богословы доморощенные, мать вашу, хорош базлать! Не то плюну на свои святые принципы и сдам вас с потрохами отцу Афанасию! Пусть разбирается, где вы этой ереси набрались?
— Да ладно тебе, Граф, — виновато забубнил Шматов, — я же просто поинтересовался…
— Вон лучше поинтересуйся, как Полковников свои пушки разворачивает. Сейчас шахидов до хрена будет.
— И что им всем девок выдадут, ну этих, гурий?
— Тьфу на тебя, придурок озабоченный!
Пока они обсуждали особенности мусульманского рая, на четвертой батарее и впрямь сняли орудия с передков и стали наводить их на Геок-тепе. Затем последовал приказ и из пушечных жерл вырвались клубы белого дыма, а затем донеслись раскаты выстрелов. Над собравшимися под стенами крепости всадниками вспухло несколько шрапнельных разрывов, и начался ад. Рои чугунных пуль косили защитников целыми рядами, разбивали им головы, вырывали куски мяса из коней и их всадников. Крики ужаса и стоны раненных, пронзительное ржание лошадей и все новые и новые взрывы. Те же кому посчастливилось уцелеть, бросились прочь в попытке спасти свои жизни.
Отогнав противника под прикрытие укреплений, русская колонна двинулась дальше, а артиллерия перенесла огонь вглубь крепости, чередуя шрапнель с гранатами. Судя по поднявшимся над Геок-тепе дымам, там начались пожары. Текинцы безуспешно пытались отвечать их своих древних пушек, но их ядра не были снаряжены взрывчаткой и потому не наносили никакого урона, лишь бессильно зарываясь в песок у ног осаждающих.
Пока батарея Мамацева обстреливала попеременно то крепость, то Янги-калу, за дело принялись топографы, производившие съемку местности и вражеских укреплений. Осажденные, занятые перестрелкой, не обращали на одиноких офицеров никакого внимания, и лишь когда Скобелев приказал пехоте отойти во избежание ненужных потерь, несколько раз выпалили и в их сторону.