Младший научный сотрудник 6
Шрифт:
— Понимаешь, Аскольд, в чем дело… одновременно с тем даром по лечению людей я получил еще одну полезную опцию…
— Какую? — переспросил он самым серьезным тоном.
— Могу предсказывать будущее с более-менее высокой вероятностью.
— И что ты там в будущем разглядел, например, сегодня?
— Ну слушай, — и я рассказал в деталях все, что будет происходить в Лужниках в конце матча с Хаарлемом.
— Мда, — озадачился он, когда мы подошли уже к постам проверки билетов, — сложный случай… у тебя же теперь куча знакомых
— Там все сложно, — поморщился я, — думал про этот вариант, но в итоге отмел, как неподходящий… упрятали бы в психушку типа нашей, на Луначарского которая.
— А что, нормальное заведение, — мигом развеселился он, — и главврач там душевный такой, как уж его…
— Горлумд его зовут, почти как героя романа Толкиена, — ответил я, — кстати-кстати, он же просил составить ему протекцию в местную клинику, а я и забыл про это.
— Составь, — посоветовал мне Сергей, — он человек серьезный, пригодится в дальнейшем. Но давай к нашим баранам вернемся…
— Давай, — согласился я, — к баранам. Что посоветуешь делать?
— Тебе больше всех надо что ли? — тут же вылетело из него, — сиди и смотри футбол… как он, кстати, закончится — этого в твоих предсказаниях нет?
— 2:0, наши выиграют, — угрюмо ответил я, — а сидеть и смотреть, как народ давиться будет, мне совесть не позволит.
— Вон чего, — присвистнул он, — причина уважительная… на какую трибуну у нас билеты-то?
Я глянул на сизые прямоугольники — там значилось «Трибуна С, ряд 25, места 18–19».
— Трибуна С, — сказал я ему, — восточная, значит, ближайшая к метро — она всегда заполняется в первую очередь.
Мы уже прошли через подтрибунные помещения и поднимались к своему ряду.
— С нее два выхода наружу, — начал я рассказывать диспозицию Букрееву, — та, что слева от нас, ближе к метро — через нее все и стараются войти и выйти. На лестнице этого выходя все и произойдет через (я посмотрел на часы) через два часа примерно.
— Так, — Аскольд, кажется, проникся важностью момента и шутить перестал, — давай осмотрим театр, так сказать, будущих военных действий более подробно.
И мы вместо того, чтобы идти на свои места, притормозили около упомянутой мной лестницы.
Глава 24
Спартак-2
Спартак против Лужников
Верхняя часть лестницы находилась под открытым небом, поэтому понятно, что снег туда беспрепятственно нападал. Плюс переход через ноль градусов как минимум один был, а то и два — так что часть снега превратилась в лед. Его, конечно, убрали стадионные рабочие, но без огонька… посередине лед скололи, да и то не полностью, а края шириной в метр-полтора были нетронутыми ни лопатами, ни ломиками.
— Раздолбайство сплошное, — высказал Аскольд общую для нас мысль, — деньги получают, а работать не хотят.
—
И мы поднялись чуть выше — на верхних рядах болельщиков почти не значилось, проход ко второй лестнице поэтому был свободным.
— Ну вот второй выход, — озадаченно сказал Аскольд, — тут почищено даже получше, чем в первом, но он же куда как дальше от Спортивной — кто сюда пойдет в здравом уме и трезвой памяти? Кстати насчет трезвости, я с собой фляжку коньяку взял — будешь?
— Да подожди ты с коньяком, — поморщился я, — план действий составим, тогда уж и отметим
Мы сели на сиденья рядом с лестницей и начали размышлять… то есть размышлял в основном я, а Сергей только поправлял меня и делал полезные замечания.
— Смотри, как будут события происходить, если мы не вмешаемся, — я взял в руки веточку, неизвестно как оказавшуюся здесь, и начал рисовать на заснеженном полу, — вот трибуна С, вот два выхода из нее по бокам, назовем их основным и запасным. Примерно в двадцать часов сорок пять минут, когда матч к концу подойдет, зрители потянутся к основному выходу.
— А почему раньше времени потянутся? — уточнил Аскольд.
— Так игра тягомотная будет, первый гол спартаковцы забьют в самом начале, потом перекатывание мяча начнется. Да и холодно же, вот они и потекут на выход, считая, что ничего больше не случится. И в этот самый момент, за минуту что ли до конца матча, Швецов… да, вроде он… положит еще один мяч. Трибуны позади уходящих болельщиков заревут от восторга, поэтому народ резко развернется обратно — тут-то и возникнет давка… как на этих… на похоронах Сталина примерно.
— Или на Ходынском поле, — проявил знание истории Аскольд, — там больше народу задавили, тысячи полторы что ли, против 300 на сталинских похоронах.
— Хм… — я чуть не подавился от начитанности друга, — но об этом мы потом порассуждаем, а сейчас надо по этому конкретному случаю план действий составить. Какие-то предложения у тебя есть?
— Как-то повлиять на гол Швецова… я правильно запомнил? (я кивнул)… мы явно не сможем. Значит, первопричину давки не устраним, это точно…
— Что замолчал-то? — подстегнул его я, — давай дальше.
А тем временем команды уже вышли на поле, сопровождаемые ревом трибун, и судья подбросил монетку, определяя кому в каких воротах играть.
— Можно тупо позвонить из автомата, куда следует, и сообщить про бомбу, — предложил выход Аскольд.
— Опасно, — поежился я, — если вычислят, то поймать могут — потом мало не покажется. Да и матч прерывать из-за этого, наверно, не станут, а просто втихаря проверят подтрибунные помещения и дело с концом.
— Тогда такой вариант, — Аскольд все же не выдержал и приложился к фляжке, протянул мне, но я отказался, — перекрыть каким-то хитрым образом этот гребаный выход… чтоб народ через другой пошел.