Младший научный сотрудник 6
Шрифт:
И на этом он повесил трубку, а я погрузился в тяжелые раздумья… если мне не изменяет память, то Илья этот Сергеич не кто иной, как известный художник. Работающий не совсем в официально одобренной манере и альтернативной творческой нише… Мистерия 20 века, Куликово поле, Вечная Россия и тому подобное, все это никак не вписывалось в социалистический реализм. Диссидент от изобразительного искусства, короче говоря, но, как утверждали злые языки, его, тем не менее, поддерживали многие влиятельные люди во власти. Тот же Суслов, например… или Сергей Владимирович
Глазунов пришел почти точно в полдень, причем не один, а с женщиной.
— Нина Александровна, — представил он ее, — моя супруга — можно, она поприсутствует?
— Конечно, — согласился я, мысленно добавив — не выгонять же ее, раз пришла. — Проходите и будьте, как дома.
Они расположились за кухонным столом, на который я предварительно выставил чайник, чашки и вазочку с конфетками, и мы начали светскую беседу.
— Знаешь, кто я? — быстро перешел на ты Глазунов.
— Слышал, — ответил я, разлив чай в чашки, — известный художник, работающий немного в нетрадиционной манере. В этом мы с вами, кстати, похожи — я тоже в нетрадиционной области медицины действую.
— А Нина Александровна, — продолжил Глазунов, — правнучка известного архитектора Николая Бенуа. Который работал в самом, что ни на есть, традиционном направлении.
— Да-да, — отозвался я, отхлебнув чай из чашки, — из школьного учебника помню такого — в Петергофе работал, кажется. Однако ж, вы сюда пришли, наверно, не за тем, чтобы обсуждать направления в изобразительном искусстве…
— Это верно, — Глазунов отставил чашку в сторону и продолжил, — мои проблемы лежат несколько в другой плоскости.
И тут я уже без лишних разговоров завел его в спальню и проделал то, что уже не раз исполнял…
— Вот здесь болит? — притронулся я к правой стороны шеи.
— Да, — отозвался он, — по утрам особенно сильно. И еще правый бок.
— Справа у вас аппендикс слегка увеличен — пока особых оснований для операции нет, но в принципе можно бы и задуматься… если сильно заболит и температура подскочит до 39, то сразу вызывайте скорую. А с шеей сейчас решим вопрос.
И я сосредоточился на этой области… через пять минут закончил и спросил:
— Полегчало?
— Да, — он с удивлением покрутил головой в разные стороны и добавил, — вообще как рукой сняло. А что там было?
— Защемление нерва, — пожал плечами я, — обычное дело.
Мы вышли обратно на кухню, где Глазунов сразу доложил результаты супруге:
— Знаешь, Ниночка, а у меня все взяло и прошло — Петя… то есть Петр Петрович большой мастер своего дела.
— Отлично, — спокойно ответила жена, — я не сомневалась в способностях Петра Петровича. Сколько мы вам должны?
— Нисколько,- буркнул я, — у меня хватает и других источников заработка.
— Напрасно отказываешься, Петя, — укорил меня Глазунов, — каждый труд должен быть оплачен.
— Тогда считайте, что должны мне одну услугу, — ответил я, — и будем в расчете.
Из
Они быстро собрались и ушли, а я начал размышлять, кого позвать на футбол — билета-то мне два выписали. Пока неожиданно не зазвонил городской телефон.
— Привет, — сказала мне трубка удивительно знакомым голосом.
— Аскольд, ты что ли? — спросил я, узнавая институтского коллегу Букреева… того самого, с которым мы пасли коров, а потом спасались от местного домового. — Ты же в Германии должен быть.
— В командировку приехал, — отрапортовал он, — а твой телефон мне Наумыч дал. Давай встретимся.
— Давай, — ответил я, размышляя по ходу, как он нашел Наумыча и зачем тот ему мой телефон давал, — я на футбол сегодня иду, Спартак играет в еврокубке.
— Так вместе пойдем, — логично предположил он. — Я в Москве еще на пару дней зависну.
— Договорились, — ответил я, — в шесть вечера в метро Спортивная, в центре зала. У меня в руках будет журнальчик Огонек.
— А у меня автомат Калашникова, — ответно пошутил он и дал отбой.
До вечера у меня случились еще напряженные переговоры с Мироновым — он все же вспомнил про меня после вчерашней неожиданной встречи. Миронов хотел меня увидеть на репетиции, но я отговорился кучей дел… про прямой запрет участвовать в этом мероприятии упоминать не стал. А вот про Наумыча все же задал вопросик:
— Фамилия Гинденбург, Семен Наумыч, тебе ничего не говорит?
— Ну как же — это давний друг нашей семьи, мать с отцом с ним давно контактируют.
— А кроме контактов с твоей семьей он больше ничем не отметился?
— Насколько я знаю, у него в друзьях половина артистической Москвы, — ответил Андрей.
Ну и хорошо, подумал я, прекратив разговор, вот пусть к этой половине Москвы и идет со своими претензиями, а с меня хватит.
Вышел я из дома на Кутузовском уже после пяти вечера — да, снегу основательно добавилось со вчерашнего дня. И морозец небольшой имеет место, все, короче говоря, в соответствии с тем, как и было написано в милицейских сводках по итогам инцидента в Лужниках. Думай теперь, голова, что ты сможешь сделать, думай…
В голову ничего не лезло, поэтому я отложил раздумья до встречи с коллегой Букреевым. Он, против моих ожиданий, оказался совсем даже не в военной форме, а в джинсовом костюме.
— Как служба-то идет? — спросил я, пропуская группу спартаковских болельщиков (они скандировали, надрываясь «Только так атакует наш Спартак»).
— Солдат спит, служба идет, — отговорился он, — лучше расскажи, что у тебя нового.
— Да вот, опять мир спасать приходится, — ответно отговорился я, но он потребовал пояснений, а я подумал и решил ему все выложить.