Млечный путь
Шрифт:
— Я не пьяна. Мне шубу жаль. А ты приставал к бабам. Уточню: к одной бабе. И не без успеха.
— Ты же хотела, чтобы я произвел фурор.
Она не нашлась, что ответить, только беспомощно наморщила лобик.
…В «особнячок» мы прибыли за час до полуночи. После кричащей роскоши дворца с граммофоном я уже ничему не удивлялся. То же фальшивое золото, тот же поддельный мрамор, те же якобы венецианские зеркала от пола до потолка и те же люстры с тысячью сверкающих подвесок. Даже раздваивающаяся белокаменная лестница была точно такой же, будто ее за ночь некие сказочные богатыри перенесли из-под
В дверях нас встретила сама хозяйка, цветущая женщина в бальном платье с таким рискованным декольте, что у меня закружилась голова. Она была похожа на Вирсавию Рубенса, только одетую по моде петровской эпохи: роскошные телеса красавицы были закованы в сложную каркасную конструкцию и корсет, из которого наружу выпирало то, с чем корсет справиться был не в силах. Взбитый парик был присыпан голубоватой пудрой, а на самом верху его помещалась шляпа-корзина с плюшевым индейским петухом. Все это сооружение находилось в постоянном движении, словно хозяйка приплясывала.
Возле толстушки околачивался верзила с кошачьими усами и с короткой трубкой в зубах, он был в малиновом, расшитом золотом кафтане и болотных сапогах со шпорами. У верзилы были жирные ляжки и «пивной» живот. Он выглядел как карикатурный Гаргантюа Гюстава Доре. Но изображать этот пивосос должен был, по всей видимости, Петра Великого. Он приблизился ко мне и, обдав волной перегара, принялся придирчиво рассматривать мой адмиральский мундир.
— Сдается мне, в этом доспехе в окаянные годы перестройки я Александра Васильевича Колчака представлял, — задумчиво пробасил Петр Великий, ощупывая нечистыми пальцами материю у меня на рукаве.
Хозяйка была по-своему любезна.
— Ах, какой душка! — воскликнула она, крепко схватив меня за обе руки. — Тамарочка, я так за тебя рада!
Тамара Владимировна зарделась от счастья. А хозяйка тем временем доверительно склонила ко мне свою голову с индюком.
— Такие красавцы, — проворковала она со змеиной улыбкой, — в ее сети раньше не попадали, она все больше по суфлерам да осветителям. Она еще не предлагала вам официально зарегистрированного сожительства? Берегитесь!
Я уже было открыл рот для ответа, но Тамара Владимировна опередила меня:
— Не все же тебе без передышки замуж выскакивать, дай попробовать и другим.
Тамара Владимировна отправилась в туалетную комнату, чтобы подретушировать раскисшие глаза, а я стал осматриваться и изумляться.
Я прошел в зал, в котором группками стояли и переговаривались гости. В центре одной из таких групп я заметил пожилую сухопарую даму в длинном платье аспидно-зеленого цвета. Роскошные драгоценности водопадом ниспадали на впалую грудь, седой пучок на затылке старухи был пронзен золотой шпилькой с алмазным бантом. Она светски сощурила глаза и поприветствовала меня царственным взмахом перламутрового веера. Я узнал в почтенной даме Бутыльскую. Хорошо бы полюбопытствовать, откуда у нее все эти водопады? Сами собой на память пришли доблестные генералы, которые вывозили из поверженных стран картины и золотые побрякушки. Чуть позже к Бутыльской подошла хозяйка особняка и заговорила с ней как с близкой подругой.
Устроители банкета потрудились на славу. Вдоль стен стояли вазы с раскрашенными страусовыми перьями, с потолка
Гости были одеты кто во что горазд. Кто, как та же Тамара Владимировна, был в строгом вечернем платье, кто в свитере и потертых кожаных пиджаках, кто в рубашках апаш и в по моде рваных джинсах. Были тут и старинные офицеры в пыльных камзолах, с белыми шелковыми шарфами, в париках с косичками, в треуголках и ботфортах со шпорами, и венецианские дожи в тяжелых ярких одеждах, и русские купчихи в порыжелых платьях с турнюрами и фижмами, и одноглазый Билли Бонс, и Джон Сильвер на деревянной ноге. Словом, ни дать ни взять — карнавал. В воздухе витали ароматы пачулей, вина и нафталина. Кое от кого потягивало «травкой». Мне здесь начинало нравиться.
— Ба! Никак, адмирал Сапега собственной персоной! — прогремел над ухом знакомый голос.
Я обернулся. Лев Фокин. В пурпурной мантии и кардинальской шапочке.
— Это что, новое полицейское обмундирование? — рассмеялся я. Хотелось бы знать, какого черта он здесь делает.
— Скажи, я похож на Ришелье? — спросил он, поворачиваясь в профиль.
Только сейчас я заметил, что у Фокина крючковатый нос и выступающий вперед хищный подбородок сластолюбца.
— Скорее, на Ивана Грозного.
— Что ж, и это неплохо.
— Откуда у тебя этот наряд?
— Крестники на зоне построили. А у тебя? — спросил он.
— Нашел на чердаке. Троюродный прадедушка служил… э-э-э… по морскому ведомству… — быстро нашелся я и атаковал Фокина новым вопросом: — За кем охотишься?
— Я здесь частным образом, — сказал он, крутя головой и рассматривая гостей.
— Так я тебе и поверил. Наверняка что-то вынюхиваешь.
— Невеста… — он слегка замялся, — во всяком случае, она полагает, что она невеста… пригласила.
— Ты женишься? Уж не на хозяйке ли?
— Она замужем. Авдеева имеет молодого мужа, он крупный чиновник в министерстве экономики, я его знаю: этакий атлетически сложенный гетеросексуал, решительно настроенный на долголетие. Он по утрам босиком бегает десятикилометровые кроссы. А потом, попыхивая сигарой, полчаса нежится в ванне со льдом. Устанешь ждать, пока он околеет, а она овдовеет. А у меня, как всегда, плохо со временем. И потом, ее габариты повергают меня в трепет. Не женщина, а какая-то артиллерийская лошадь. Посмотри на ее лафет. Бьюсь об заклад, если ее слегка наклонить вперед, то на заднице поместится лоток с подовыми пирогами. Не скрою, мне нравятся богатые формы, но она великовата для меня: в постели она меня раздавит, как клопа. Вот если бы она сбросила пудика два, тогда я, может быть, и занялся бы ей, она чрезвычайно аппетитна и в общем-то в моем вкусе…
Лева вдруг запнулся, взгляд его уперся в некий объект у меня за спиной. Я обернулся. Медленной походкой, величественная, стройная и прямая, как кариатида, на нас надвигалась Тамара Владимировна.
— Мать честная! — обомлел Фокин. Он даже присел от восторга. — Какая грудь, какая осанка, какая стать! Жизнь отдам… Богиня! Чистая Афродита, черт меня дери!
Тамара Владимировна, покачивая роскошными бедрами, подошла к нам.
— Познакомься, милая, — сказал я и усмехнулся, — мой друг герцог де Ришелье.