Млечный путь
Шрифт:
Лева не сводил глаз с Тамары Владимировны.
— Зовите меня просто Левой, — пролепетал он и зачем-то добавил: — Я не Ришелье, я следователь по особо важным делам…
— По особо важным? Ах, как интересно! — жеманясь, воскликнула Тамара Владимировна. Мне показалось, что Лева засмущался.
— Где ты раскопал это сокровище, негодяй? — завистливым шепотом спросил он меня.
Тут только я заметил, что рядом с Тамарой Владимировной стоит тоненькая, стройная девушка. И хотя она была в полумаске, я узнал ее: это с ней я видел Фокина в ресторане на Кутузовке. Она была похожа на девочку-подростка. Я почувствовал, как между нами пробежала искра, словно рыжая лисичка вильнула
— А вот и… — начал Фокин и положил девушке руку на плечо.
— Рита, — сказала девушка и едва заметно поежилась. Даю голову на отсечение, она это сделала для меня.
Оказалось, девушка, как и Тамара Владимировна, служит в Объединенном Драматическом театре.
— Кажется, в Москве все друг с другом знакомы, — сказал я.
— Узок наш круг, — многозначительно заметил Фокин, — страшно далеки мы от народа, но, тут ты прав, все друг с другом знакомы…
Тамара Владимировна усадила нас за стол подальше от эстрады: она знает, я не выношу громкой музыки.
— А вы правда адмирал? — спросила меня Рита.
— Я такой же адмирал, как Лева кардинал.
— Лева не кардинал, он генерал, — заметила она. «Эк куда тебя занесло, милая! — подумал я. — Если твой хахаль любит щеголять в портах с лампасами, это еще не значит, что он влез в генералы».
— Мне кажется, вам чего-то не хватает, — задумчиво сказала девушка, рассматривая меня, и решительно добавила: — Ага, я поняла! Чтобы полностью походить на адмирала, вам не хватает…
— Усов, вот чего ему не хватает, а вот павлиний хвост у него есть, — ревниво вклинилась в разговор Тамара Владимировна. Она кокетливо мизинчиком показала на Левины усы-стрелки: — Усы красят настоящих мужчин…
Лева самодовольно ухмыльнулся и залихватски подкрутил ус.
Тут на нас обрушился бравурный марш, который заглушил все остальные звуки.
За пять минут до полуночи все — кто не был пьян и кто был пьян изрядно — притихли. Динамики загрохотали уверенным и энергичным голосом президента. Едва стих президентский тенорок, как забили куранты. Все встали. На лицах гостей появилось одинаковое выражение сосредоточенной задумчивости, вероятно, это была не совсем трезвая попытка осмыслить эпохальность исторического мгновения: ведь именно сейчас куранты раз и навсегда отсекали минувшее от будущего. Новый год подмял под себя старый. От него остались только цифры и воспоминания. Слаженно захлопали пробки, зазвенел хрусталь. Сладко обжигая язык, зашипело, забурлило, заиграло в горле ледяное шампанское. Мне показалось, что я глотнул жидкого кислорода. И тут же ласковая океанская волна омыла мозговые извилины. Божественный баритон — вероятно, таинственный внутренний голос, — покрывая шумы прибоя и торжественные звуки гимна, пропел у меня в голове: «Мне все подвластно!»
Почувствовав прилив хмельного вдохновения, я решил блеснуть эрудицией:
— Граф Игнатьев, кавалергард и прежний владелец этого роскошного особняка, рассказывал моему прадеду, что умение выпить десяток фужеров шампанского в офицерской компании было обязательным для кавалергарда. Надо было пить фужеры залпом до дна и оставаться в полном порядке. Для многих это было истинным мучением. Особенно тяжело приходилось некоторым молодым в первые месяцы службы, когда старшие постепенно переходили с ними на «ты»: в каждом таком случае требовалось пить на брудершафт. Некоторые из старших, люди более добродушные, сразу пили с молодыми на «ты», а другие выдерживали срок, и в этом случае продолжительность срока служила критерием того, насколько молодой корнет внушает к себе симпатию. На одном празднике юного Игнатьева подозвал к себе старый генерал Мусин-Пушкин и предложил выпить
— Теперь я могу тебе говорить «ты», но ты все-таки продолжай мне говорить: «ваше сиятельство».
Лева безучастно пожал плечами, Тамара Владимировна посмотрела на Леву и тоже пожала плечами. Оценила рассказ только Рита: она засмеялась переливчатым смехом. Словно кто-то позвонил в серебряный колокольчик.
Публика менялась с калейдоскопической быстротой. Кто-то уезжал, кто-то приезжал. Мелькали фигуры потрепанных этуалей, призовых красавиц с престарелыми кавалерами и каких-то сомнительных субъектов с размытыми физиями в кургузых, сильно зауженных пиджаках и укороченных брючках, что делало их похожими на оборванцев. Прибыл припозднившийся Дед Мороз. На нем была точно такая же шуба, в какой я совсем недавно злодействовал в квартире невезучего Генриха Цинкельштейна.
Дед Мороз приблизился ко мне и, бросив на Тамару Владимировну прожигающий взгляд, отрекомендовался:
— Семен Аркадьевич Коварский, жен-премьер в отставке. По причине безденежья подрабатываю на детских утренниках и корпоративах. Надеюсь, вам будет приятно узнать, что некоторое время назад я имел честь быть возлюбленным несравненной Тамары Владимировны. К счастью, наш союз оказался хлипким и распался, не успев окрепнуть…
Тамара Владимировна приподнялась и влепила актеру пощечину. Ватная борода полетела на пол. Я зааплодировал.
— Рукоплесканий я не заслужил, — сказал актер и прикрыл ладонью дрожащий подбородок.
— Я аплодирую не вам, — заметил я.
— Сгинь, Коварский! — прошипела Тамара Владимировна.
Коварский покосился на меня и сказал:
— Предрекаю и вашему союзу скорый конец.
— Не верь ему, Илюшенька, он все врет, я этого Коварского первый раз вижу, — сказала она и хлестанула актера по другой щеке.
— Это преходящий, шаткий мезальянс, он просуществует недолго! — отчаянно кричал Коварский, удаляясь. Он обеими руками держался за лицо. — Кстати, главные присутствуют на приеме в Кремле. Здесь второй и третий состав… Вы все, — он почему-то кивнул в сторону Левы, — второстепенны.
Лева повернулся к Тамаре Владимировне.
— Мне никогда не доводилось бывать на артистических посиделках. Здесь принято давать в морду? — поинтересовался он.
— Это даже приветствуется.
— Разрешите?.. — спросил он, искательно заглядывая ей в глаза.
— Это должен сделать Илья, — твердо сказала Тамара Владимировна.
— Он и так уже получил все, что заслужил, — двусмысленно заметил я. Меня раздосадовало, что один из моих предшественников столь ничтожен. Связь с прекрасной Тамарой Владимировной как бы уравнивала этого жалкого комедианта со мной. Как же она была неразборчива!
Еще в студенческие годы я научился хорошо танцевать. Сначала я танцевал с Тамарой Владимировной. Потом с Ритой. Потом снова с Тамарой Владимировной, потом еще с какими-то дамами преклонного и непреклонного возраста. В какой-то момент я оказался в могучих объятиях хозяйки особняка, тут у меня возникло ощущение, что я борюсь с афишной тумбой Морриса. Венчал мои бальные эскапады фокстротный квикстеп с Левой, который новаторски пытался превратить квикстеп в прыжковую чечетку, что предельно усложнило эстетику танца. Думаю, последнее действо со стороны смотрелось отвратительно: кардинал Ришелье, отчебучивающий умопомрачительно быстрый фокстрот с адмиралом. Все смеялись, хотя ничего смешного в этом не было. Мальчишество, дурачество и больше ничего. Странно, что мы с Фокиным во все это ввязались. Не надо было смешивать шампанское с водкой.