Млечный путь
Шрифт:
Значит, понял я, все эти армейские аксессуары служат для того, чтобы напоминать посетителям туалета о тех временах, когда рвалась шрапнель, и солдаты, наложив полные подштанники, в грохоте сражения улепетывали от врага, что, по мысли создателя этой необычной инсталляции, должно было активизировать деятельность кишечника и способствовать полному и правильному его опорожнению. Страх как метод. На мой взгляд, это может заинтересовать медиков — проктологов и специалистов по запорам.
С наслаждением опроставшись, я понял, что попал в солдатский рай, пахнущий
На самом деле я дернул висевшую рядом с цепочкой бечевку, которая была привязана к ящику, полному кирпичей и установленному на крышке сливного бачка. Ящик с высоты двух метров рухнул вниз. Меня спасла случайность. По какому-то неведомому побуждению я в этот момент привстал и отклонился вперед. Если бы не это, я сложил бы голову под портретом капитана Королевской армии Италии и его сверкающими сапогами. На это, скорее всего, и рассчитывал тот, кто устанавливал смертоносный ящик на сливном бачке.
Я отделался лишь синяком на левой ягодице.
Потирая ушибленное место, я подумал, что в этом доме, наверно, уже не одного человека таким макаром отправили на тот свет. Смерть в сортире, что может быть ужасней? Гостеприимство по-венециански в действии.
Какое-то время я обдумывал план мести. Я бы с удовольствием засунул Симону, целиком с головой и ее выдающейся задницей, в сортир.
Видимо, Симона, когда задумывала эту подлость, вдохновлялась историей Агасфера, утонувшего, как известно, в выгребной яме.
Следующим посетителем уборной, по всей вероятности, станет Лева. Что ж, вряд ли ему повезет так, как мне. Поэтому я водрузил ящик с кирпичами на прежнее место.
Минуту я рассматривал себя в зеркале. Вид у меня, прямо скажем, был неважнецкий: перекошенное лицо, испуганные глаза и бисеринки пота на бледном лбу.
Умывшись, я поплелся в столовую залу.
Симона удивленно посмотрела на меня. Видно, не ожидала увидеть меня живым.
Ужин, как и обещала Симона, затянулся. Я апатично жевал корочку хлеба и потягивал винцо.
— Венеция обезлюдела, — жаловалась Симона, — туристов все меньше, молодежь уезжает, всем осточертели каналы и гондолы. Город маленький, не развернуться. Здесь скучно. Развлекаемся, как можем, — она хитро посмотрела на меня и подмигнула.
Некоторое время мы ведем вялый, легковесный разговор: о погоде, о знаменитостях, о футболе. Словом, разговор ни о чем, так, пустопорожняя трепотня. Мне стоило больших трудов отделаться от Фокина: он сидел как пень и никуда не собирался уходить. Симона покорила его сердце. Но она отдала предпочтение мне. Великодушие свойственно победителю, поэтому я попросил Фокина проявить повышенную осмотрительность, когда он будет спускать воду в уборной.
Лева долго бродил по дворцу, мы слышали, как он демонстративно стучал каблуками по мраморному полу, хлопал дверями и истерично вскрикивал, когда
Поворчав для порядка, он позавтракал со мной и Симоной на веранде. Отсюда была видна пузатая церковь с призывно открытыми дверями, за которыми угадывалась пахнущая ладаном прохлада, и часть канала, чернеющего на фоне домов с пока еще закрытыми ставнями,
На столе появился шотландский виски. Чуть позже — копченый окорок на разделочной доске. И каравай белого хлеба размером с мельничный жернов. Уж не решила ли Симона вознаградить меня за ночную пылкость?
Я налегал на копченое мясо и усиленно подливал Фокину.
— Ты еще не прозондировал ее? — заплетающимся языком спросил он меня час спустя. — Еще нет?! Под нежный шепот лживых обещаний выпытай у нее, где она закопала этот окаянный камень. Узнай, и я все прощу. И не тяни с этим. Пока она находится под винными и любовными парами, у тебя есть шанс…
День был посвящен возлияниям и болтовне. Спиртному в этом доме, похоже, уделяли повышенное внимание.
Свиная нога куда-то подевалась, об обеде Симона не заикалась, да и ужином не пахло. Одновременно с ногой исчез куда-то и Лева. Я подумал, уж не уволок ли он ее с собой?
Через пару часов я опять был голоден.
— Голод и холод усиливают мужскую потенцию. Так все итальянцы поступают со времен Овидия, — успокоила меня Симона, когда я нервно поинтересовался, когда же наконец подадут хоть что-нибудь поесть.
Я ответил, что такие аргументы меня не убеждают, может, итальянцам это и нравится, но я не итальянец и не собираюсь голодать и обкладывать яйца холодными компрессами, как советовал Овидий: с тех пор прошло немало времени, взгляд на эту дурацкую теорию претерпел существенные изменения, и сексологи рекомендуют куда более гуманные средства для поддержания потенции. И вообще, во времена Овидия никаких итальянцев еще и в помине не было. Этруски были, венеты были, умбры были, лангобарды были, а вот итальянцев не было. Увы, к моим доводам она не прислушалась.
Продолжая испытывать мучительный голод, я тем не менее пробыл у Симоны до середины следующей ночи. Хотя намеревался остаться до утра. Но посреди ночи нас, образно говоря, побеспокоили. Рассказ о том, как мне пришлось, распугивая котов, по крышам, вернее, перепрыгивая с крыши на крышу, почти нагишом под мертвыми лунными лучами, спасаться бегством, я приведу ниже. А перед этим я имел с Симоной разговор, носящий интимный характер с осторожным креном в сторону меркантильности.
— Камень? Какой камень? — вспылила она, когда от откровенных воспеваний ее прелестей я осторожно, стараясь ее не спугнуть, подтянулся к главному. — Ну, конечно, тетушка! — она злобно захохотала. — Старая карга! Не могла простить кратковременного увлечения моей матери ее муженьком. Это же он подарил ей камень. Платиновое кольцо, украшенное крупным то ли рубином, то ли смарагдом. Широкий жест тороватого генерала. Легко быть щедрым за чужой счет.