MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
— Вот все, что нужно для тебя! — сказала она неизвестному. — Чтоб никто не подозревал, что ты не Эол, остается узнать тебе его привычки.
— Постой! Еще успеешь научить меня привычкам злодея! Скажи мне прежде: готова ли ты оставить приют разбойников и спасти добродетель свою от порока?..
Мери посмотрела гордо на неизвестного.
— Спасайся, или надень опять оковы, мне все равно, ты свободен, оставь и меня располагать собою!..
— Я готов идти назад, если ты еще не уверилась в равнодушии к тебе Эола. Я надену опять оковы; но оживи же моего сторожа, несчастная! Ты даешь мне свободу, и запрещаешь знать благодарность и сказать избавительнице моей, что напрасно хочет зажечь она то, что перегорело, как душа бесчувственного злодея?.. Прощай, я иду; иди же и ты назад, заразись преступлениями!.. Убийство твое я принимаю на себя!.. Иди!
— Остановись! — вскричала Мери. Слова неизвестного, произнесенные голосом участия, поразили ее. — Постой! — повторила она. — Зажечь то, что перегорело?… Нет!.. Здесь хочу только дождаться его… хочу простить его, проститься с ним и тогда… О… тогда пусть куда хотят унесут меня морские волны!.. Ты удались отсюда: твое счастие не здесь; не заботься о несчастной Мери!
— Мери, Мери! Наше счастие там, где наше спокойствие.
Я понимаю, знаю обольщения сердца: оно имеет еще надежды, когда желает видеть предметы привязанности своей; но чем будет оно обольщать тебя, если я скажу, что здесь никогда не увидишь ты Эола?
С ужасом взглянула Мери на неизвестного.
— Напрасно поверяешь ты взорами истину слов моих; — продолжал неизвестный, — за твое доброе сердце я не отплачу неблагодарностью; я знаю также любовь, любовь счастливую, и взаимную; зачем же буду я обманывать тебя?.. Мери, ты едешь со мною; ибо от этого зависит и исполнение собственного твоего желания. Повторяю, тебе, как клятву, что здесь ты не встретить уже Эола.
Долго стояла Мери нерешительно, как существо, забытое посреди беспредельных песков степи Аравийской: со всех сторон пустыня сливается с мрачным отдалением и с небом. Наконец, как будто предавшись воле и предчувствию сердца, она произнесла:
— Я еду с тобою; верю словам твоим; ничто не удерживает меня здесь! — и вдруг опять задумалась. — А Лена? Дочь его, которая меня любит… У которой нет матери?
— Возьми ее с собою, — отвечал неизвестный на вопрос, который Мери невольно сделала сама себе.
— Хорошо; иди же в пристань; вот дорога… Я буду вслед за тобою…
Там встретит тебя Исаф, помни: Исаф, главный сторож острова. Эол не любит много говорить; тем для тебя удобнее быть на него похожим. Но, впрочем, и молчание одного редко похоже на, молчание другого. Но время молчания Эола говорят его вспыльчивые, но мрачные взоры. На устах его видна бывает только улыбка презрения; голос его отрывист и резок; походка медленна; всех корабельщиков называет он Ветрами; только те, которых предпочитает он и любит, пользуются его ласками и особенною свободою дружеского обращения с ним. Но на Нимфе Альзаме нет таких, которые были бы близки к Эолу. Иди же в пристань; не забудь имя Исафа; он тебя ожидает, а я пойду за дочерью Эола. Она должна, хотя в последний раз, подобно мне, увидеть отца своего!
Мери скрылась с виду. Неизвестный натянул на себя плащ, надел шапку и пошел по тропинке, ведущей к пристани…
Дорога шла холмами; приближаясь к берегу, поднялась она на возвышенность, с которой открылось все пространство моря и вся равнина Цитерская, ограничиваемая слева волнистым местоположением, покрытым садами и кустарниками, а справа отдельною горою, над которой возвышалась обзорная башня.
Неизвестный остановился. Прекрасная картина весенней светлой ночи, чистый, свежий воздух, одушевили его; он как будто утолял палящую жажду, всматриваясь, то в ясное небо, то в полное светило ночи, плывущее в высоте, то в бледный лик его, отражающийся и рассыпающийся в волнах моря. Перед ним, между скалистыми оградами залива была пристань острова; в ней стоял корабль, с движущимися на нем людьми и мелькающими огнями.
Насмотревшись перед собою, он оглянулся назад; но озаренная луной обзорная башня, как уединенный памятник, пробудила в нем неприятные чувства, и напомнила о заключении, о бедственных днях, которым не видел еще пределов. Отвратив взоры от башни и окинув извивающуюся дорогу к селению острова, в котором сквозь деревья видны были уже огни, неизвестный пошел медленными шагами к набережной.
Приближаясь к ограде, он увидел на каменной площадке, близ схода на воду, сидящего человека, а у лестницы корабельную ладью с несколькими гребцами.
Он мог уже различать голоса и слова.
— Какой попутчик дует в спину!
— Да, не нужно ловить боковых, Нимфа пойдет на одном востоке.
— Не отгадаешь, куда вздумает плыть Эол: может быть придется идти на пролом!
— Куда? Вот новость!.. Не в мастерскую ли землю? К Босфорану не дорога плавать Нимфам: там гребни и хвосты отобьют!
— Тишком, не размахивая крыльями, можно везде проплыть!.. Эол кажется слетал туда на днях. Чорт его знает, откуда явился он опять на острове?
— Тс! Кажется, идет! — сказал вдруг сидевший на площадке схода.
Неизвестный подошёл.
— Здорово, ветры! — произнес он громко.
— Здравствуй, начальник! — отвечали несколько голосов.
— Исаф здесь?
— Здесь, старый слуга твой!
— Готово?
— Все с нами, ветры в руках!.. Куда велишь? — прокричали гребцы, и готовы уже были принять мнимого Эола в ладью.
— Постойте! — сказал неизвестный. — Исаф, я жду Мери, она едет со мною.
— Мери? — возразил Исаф с удивлением. — Женщин хорошо возить из похода, а не в поход!.. Не на новое ли поселенье? Ты же, начальник, давно собирался в Океан. А старуха твоя?
Неизвестный молчал.
— Впрочем, зачем беспокоить старость, — продолжал Исаф, не дождавшись ответа. — А заключённый в башне?
— Едет! отвечал неизвестный.
— Едет! А, теперь понимаю: верно Северу поручил ты второй обоз… Не за свое только дело брался он, за сторожу… Каков заключенный… к иному мало двух чертей на часы!.. Знаем мы сторожа, да таим про себя! Иному в глаза не гляди— взглядом с ног сшибет; с иным слова не вымолви — разжалобит, всю душу вытянет; иного подле стены не сажай; иному железные цепи — стекло; иной сторожа вместо себя засадит, да еще уговорит опоясаться оковами. Был же такой случай!.. Каков язык… уверит хоть кого, что все равно: сторожем быть или заключенным; выслушай, задумайся, смотрит — он на воле, с крыльев тюремную пыль стряхнул, а ты сидишь в рогатке!..
— Исаф! — сказал неизвестный — иди скорее назад, скажи Мери, что я жду ее, но скажи так, чтоб никто не слыхал этих слов; про меня также никому ни слова: понимаешь?
— Понимаю! — отвечал Исаф подумавши, и пошел в остров. Приближаясь уже к дому Эола вспомнил он, что в связках ключей от башни и от подземельных ходов, которые он сдал Северу, был его складной, дорожный ножик. Столь необходимую для похода собственность, он и умирая не оставил бы в наследство недругу своему; и потому Исаф решился зайти сперва за ножом, а потом за Мери.