MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
Он не застал Севера дома; но всех прочих домах его также не было.
«Верно в подземелье!.. Да что ж он делает по ночам с заключенным? Э! Не девица ли красавица у него под замками?… Должно быть так!..» — думал Исаф, и любопытство придало ему быстроты.
Торопливо вошел он в грот, вырубил огонь, зажег складной фонарь, который носил всегда за пазухой… и окинул взорами подземелье.
— Точно здесь! — сказал он, проходя отпертые железные двери.
Под сводами послышались, ему глухие стоны, но Исаф привык преодолевать внезапный ужас. Не останавливаясь, он прислушивался к ним и шел вперед. Хотя образы пленников колдунов и сети нечистой силы, живо представлялись воображению его, но редкие стоны казалось выходили из башни. Уже подошёл он к двери ведущей на последнюю лестницу. Стоны, утихли, но вдруг повторились: протяжнее, почти под ногами Исафа. Холодный пот обдал его, он остановился, свет ударил на пол… Кто-то лежал на земле.
«Это привидение, кажется, не поднимается само на ноги!» — думал, он, приходя в себя и рассматривая лежащего перед ним окровавленного человека.
— Север! — вскрикнул наконец Исаф. Волоса у старика стали от ужаса дыбом. — Я это предчувствовал! Не за свое ремесло, друг, ты взялся! Что, приятель, теперь поверил, что стены, замки да оковы плохая помога худому сторожу! Что, друг! Где твоя золотая птица? А?.. Эге, бедный! Как расклевала лицо!.. Пустой пистолет!.. Послал верно пулю вдогонку, да не по той дороге!.. Ну, приятель, жаль!.. Что-то скажешь?.. Кажется, еще есть надежда!.. Может быть, можно еще спасти тебя, да сказать Эолу, покуда не уехал; он же тебя любит как брата!.. Ну, не думал я, что ты в другой раз сядешь мне на плечи!..
С трудом довлек Исаф бесчувственного Севера до дома, принадлежавшего Эолу.
— Здесь ему скорее подаст помощь добрая Мери; а я, между тем, пойду сказать Эолу, — говорил он, складывая на крыльце бремя с плеч своих и входя в дом. В комнатах было темно; тишина перерывалась только одним храпением.
— Мери, Мери! — произнёс Исаф. Ответа не было.
— Мери! — повторил он громко.
— Мери! — раздался сиповатый голос. Никто не отвечал.
Часть шестая
И вы ропщете, волны морские? Жалуетесь друг на друга ветрам, или друг другу на ветры?
— На острове крик!.. Там меня хватились!.. Едем! Ждать опасно! Мери, садись в ладью!
— Мери, Мери! Что будет делает бабушка, когда мы уедим? Что, как к ней придет Красный?
— Не бойся, Лена, у бабушки Врасанна!
— Здравствуй, атаман! — вскричали гребцы, когда мнимый Эол и Мери с Леной вошли в ладью.
Ладья покатилась. Подъехали к кораблю; спустили лестницу; все вошли на палубу.
Толпа людей с опаленными лицами, закаленных в бурях жизни и моря, стояла для встречи начальника Стаи Нереид. Резким голосом приветствовали они вступление его на Альзаму.
— Эол! — сказал кормчий, и приятельски протянул к нему руку. Многие также приблизились к мнимому атаману; но он предупредил намерение их.
— К месту! — вскричал он. Все исполнили приказ, кроме кормчего, который остался подле него и с сердцем произнес:
— Поздоровайся сперва с старыми служивыми, Эол! Еще успеешь плюнуть в море!.. Или забыл кормчего, который вынес тебя из-под громовой тучи?
— А, это ты?.. Помню! — отвечал неизвестный, опасаясь, чтобы подобный знакомец и старый служивый не снял с него Эоловой личины.
— То-то же! — продолжал кормчий, обиженный равнодушием. — За добро плати хоть памятью! Куда прикажешь ехать? На подводный камень или в пучину?
— По пути к Босфорану.
— К Босфорану? — повторил кормчий. — Это значит в огонь! С нашим же товаром приедем мы туда? С ланцетами и пиявками? Не худо! Только чтоб там самому не пустили крови!.. Впрочем, по мне все равно: голова за всё отвечай!.. Мое дело поставить на место!.. Эй, нетопыри!.. Боковой и Стрелу! Южному вкось! На милю от пристани… Волю!
Канаты затрещали, между парусами зашумел ветер; казалось, что берега мрачные, как тучи, двинулись с места и быстро удалялись от корабля.
Неизвестный, Мери и маленькая Лена спускались уже в каюту, для них приготовленную, как вдруг палубный спросил: какой значок выкинуть?
— Ты сам должен знать, какой приличен!
— Твой любимый Бой? Здесь еще можно помериться силами со всяким, кто придёт на вызов, и проучить того, кто вздумает не посторониться. За каналом притихнем! Там мы выкинем просто Белый.
— Хорошо! — отвечал мнимый начальник Нереид, и сошел в каюту. Мери и Лена были уже там.
Мери трепетала за него. Кормчий мог легко отличить ложного Эола от настоящего. Первый шаг на корабль открыл ей всю опасность положения, избавленного ею незнакома.
— Я не предвидела, — сказала она ему, — что мы встретим здесь этого страшного человека, которого Эол называл всегда правым своим крылом, без которого не вылететь бы ему из какой-то беды. С ним ты должен быть осторожен, обходиться ласковее; подобные люди дорого ценят память за одолжения.
— Трудно мне принять на себя все короткие знакомства Эола!
Мери села в углу каюты и успокаивала маленькую Лену, которая боясь корабельного шума, прижалась к ней со страхом.
Неизвестный ходил взад и вперед. Он кажется не позволял себе предаваться мыслям; рассматривал внимательно предметы, находящиеся в каюте: стену, украшенную различным оружием, койки, проч., но взоры его невольно остановились на песочных часах.
— Когда человек спокоен и доволен собою, тогда он не думает измерять, сколько времени еще осталось ему быть счастливым! Мери! если прошедшая жизнь твоя не тайна, то расскажи мне ее.
— Ни один поступок не упрекает совесть моей, что ж буду я таить? — отвечала Мери. Жизнь моя так единообразна и печальна, как поверхность моря… его волнуют только бури!
Неизвестный сел подле Мери внимать её словам:
— Голос отца и матери памятен мне, он говорил всегда сердцу моему что-то ласковое, приятное; но я не знаю отца и матери, я не видела их. Если б теперь привезли меня на ту землю, где я родилась, где провела четыре года первоначальной жизни, я не узнала бы ничего родного. Я еще была ребёнком, когда болезнь глазная лишила меня зрения; я была слепа и не знала никаких радостей кроме сладкого чувства, когда мать и отец сажали меня подле себя и лаская называли слепой любовью.