MMMCDXLVIII год(Рукопись Мартына Задека)
Шрифт:
После сих слов царский Поверенный оставил Градоначальника. Вскоре быстрые лошади вынесли его коляску за город. На дороге Босфоранской заметно было только одно густое облако пыли, которое неслось к востоку как вихрь, а наконец совсем исчезло в горе покрытой густым лесом.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Часть седьмая
Ты бережешь надежды свои как векселя, за которые думаешь получить наличное золото; утонешь, погибнешь в богатстве, если счастие
Исчезла в Босфорании беззаботность, столь сродная уверенности в общем спокойствии. Молва о странном недуге Властителя, о неизбежной войне, об Эоле, росла как герой древних Русских сказок. Возмущенное воображение порождало чудовищ, которых некому было истреблять. Страх овладел сердцами.
На широкую среднюю площадь смотрели, как на место будущей казни; на улицы как на русло кровавых рек.
Народ унывал, а войско напротив, как будто очнулось от забывчивости; необузданный восторг от слов Иоанновых нарушил управу.
Воевода представил Иоанну о необходимости примера строгости для обуздания своевольства; но ответ: воин не баба! вручил все надежной воле и покровительству судьбы.
Странные слухи стали возмущать спокойствие Сбигора-Свида и прекрасной его, дочери; хотя причина перемены Иоанновой для них казалась понятною; но новость о какой-то войне не согласовалась с догадками. Подтверждаемая всеми болезнь черная немочь, также страшила их; но так как у людей богатых самолюбием, я, есть всему начало и причина, то Клавдиана более и более уверялась в могуществе своей красоты. Она помнила все слова, все взоры Иоанна, и ту минуту, в которую проезжающий Властитель не сводил с неё глаз, а улыбка на устах его казалась ей бессмертною.
Так как отец её от сбывшихся переворотов ничего еще не терял; то равнодушие его и мнимое спокойствие на лице, принято было некоторыми за твердость подобную скале, которая не боится моря. Утлые челны предчувствуя бурю, старались уже приставать под покров её, а большие суда, опустив паруса, остановились на мертвом якоре.
На третий день у Сбигора-Свида был тихий вечер. Во время тихих вечеров, главным занятием собрания, посреди гостиной, где столы были уставлены всем что, только изобрела роскошь угощения, были общие разговоры, чтение, музыка, пение, и рассказы о новостях и открытиях всемирных.
На сих вечерах опытность была восприемницею рождающейся славы молодых любимцев наук и художеств; одобрения поощряли их к трудам, а общее мнение открывало в них истинное направление к совершенству.
Труды людей одинаково уважались, клонились ли они к общей пользе, или к общему увеселению; ибо открыть истину, прогнать с лица мрачную задумчивость и заставить забыть горе, которое везде, преследует человека, считалось равною заслугою пред справедливым судом ума.
Гости уже собрались. Поэты, певцы и музыканты, готовили свое воображение, свое искусство, и все, чрез что душа напоминает о таинственном своём существовании.
Вообще на всех лицах не было видно прежней веселой улыбки, а наружность Клавдианы отличалась от всей красоты и томностью; необыкновенная задумчивость её была заметна; никто еще не встретил в тот вечер черных пламенных очей её. Они скрывались под длинными ресницами и ни на что не хотели смотреть.
Уже взоры всех отклонились невольно от Клавдианы на молодого человека, который приложил к устам своим древний рожок, из которого вылились нежные, томные звуки, как горькие слезы молодой Славянки, тоскующей по своему другу.
Вдруг в передних покоях раздался шум и скорые шаги бегущих доложить хозяину, что посланный от Властителя ожидает его. Все умолкли; общее внимание обратилось на смущенного Сбигора-Свида, который торопливо вышел из залы. Все окинули друг друга взорами недоумения и удивления; румянец Клавдианы обратился в пламень.
Сбигор-Свид вскоре; возвратился к обществу. Извинившись, что должен оставить гостей своих, ибо Властитель требует его к себе, он отправился, во дворец.
Несмотря на удаление хозяина, на разговоры и шепот присутствующих, поэты, музыканты и вообще сочинители, как люди менее прочих принимающие участие в общих радостях и печалях, читали и играли произведения свои с тем вниманием, которое математику Архимеду стоило жизни; но внимание Клавдианы всех гостей было обращено на другие предметы: слух занят был стуком проезжающих, экипажей по мостовой, а взоры устремлены на двери.
Всех занимало нетерпеливое ожидание возвращения Сбигора, из дворца.
Один только Посланник Колумбийский устремил взор свой на задумчивую Клавдиану, вспыхивающую при малейшем стуке. Желая доставить наслаждение своему пожилому сердцу, он заводил с нею разговор; но покушения были тщетны. Звуки, по которым невозможно различать голос гармонический от простого, били ответом на все его вступления.
«О, — думал он вовремя долговременных антрактов разговора, — это существо должно быть переселено под веселое небо Квито! Оно для него создано!
Райский воздух моих садов разгонит эту болезненную задумчивость, свойственную Югу. Дыхание Клавдианы может, возродить, утроить жизнь, дать бессмертие.»
И вот, решительным голосом прерывает он молчание свое словами: Прекрасная Клавдиана!..
Но вдруг доносят о приезде Сбигора; двери отворились, Клавдиана бросилась на встречу к отцу.
— Милая Клавдиана. сказал он ей тихо, — мне должно с тобой говорить наедине.
Клавдиана возвратилась к обществу, и чрез несколько мгновений, жалуясь на головную боль, удалилась в свою кантату.
Важно, как попечитель о благе общественном, обратился Сбигор-Свид к гостям своим. Все его обступили. Поздравительные взоры и улыбки сопровождались испытательными, тонкими вопросами о здоровье Властителя, о причине призыва, о приеме сделанном, во дворце. Нет ли войны? Нет ли перемены в правлении? Какая причина приезда правителей областей? Какая причина переезда в старый дворец? — раздавалось вокруг Сбигора-Свида; и если бы во внутренности его был сокрыт жрец Мемфисский, то и тогда, он; отвечал бы двусмысленно на все предложенные ему вопросы, чтоб не обличить своего неведения. Слова: нет и неизвестно, были неприличны для человека, который воображал уже стоять, под рогом изобилия; и потому, вельможа отвечал придворными звуками, которые похожи на центр, соответствующий всем вопросам, лежащим на окружности.