Мне душу рвет чужая боль
Шрифт:
– Ты-то сам хоть понял, что сказал? – ухмыльнулся Валентин. – Я же, по-вашим гнилым понятиям, типа, петух. А ты мне свояк…
– Э-э, погоди, да ты не так понял! – спохватился уголовник.
– Хочешь сказать, я не человек? – наливаясь злобой, спросил Валентин.
– Э-э, человек, конечно, только…
– Что только?.. Как же я ваш уголовный сброд ненавижу! Молись, падла!..
Он уже подошел к страшной черте, за которой не было уже никаких тормозов. Он бы набросился на Лоскута, чтобы задушить его, если бы дверь в камеру вдруг не открылась.
В освещенном коридоре за распахнутой дверью стоял Неверов. Рядом здоровенный тип с пистолетом в руке. Даже если бы Валентин превзошел самого себя, он все равно бы не смог преодолеть расстояние до него, не нарвавшись на пулю.
– Я так полагаю, вы уже выяснили, ху есть ху, – едко усмехнулся с высоты своего положения Неверов. – Вы оба ху. Но кто-то больший ху, чем другой. И кто больше, тот останется здесь навсегда. А кто поменьше, сможет отправиться домой… Живым из этого подвала может выйти только один. И ему дается всего полчаса, чтобы остаться в гордом одиночестве. Нет – вас застрелят обоих…
Неверов многозначительно глянул на часы.
– Время пошло.
Дверь с грохотом закрылась.
Пока Валентин осмысливал условие, пока его глаза привыкали к темноте, Лоскут с бешеным воем напрыгнул на него. Обхватив руками его голову, он с силой шарахнул ее затылком о стену. От резкого сотрясения у Валентина поплыло перед глазами. Удар, еще удар… Но Лоскут просчитался. Фактор внезапности очень помог ему, но не привел к победе. Валентин нащупал нервный узел под грудинной костью, со всей силой, какой только мог, вжал в него большим пальцем.
Возможно, вначале Лоскут не почувствовал особой боли, но движения его вдруг стали вялыми… Сначала ослабели руки, затем пошатнулось сознание, а после появилась боль, которая свернула его в бараний рог. Валентин оттолкнул от себя врага, вскочил на ноги, ударил его в голову…
Он мог бы убить Лоскута, но даже в охватившем его бешенстве он осознал, чего хотел от них Неверов. Кто-то из них двоих должен был стать сейчас убийцей. И если Валентин сможет расправиться с Лоскутом, у него появится шанс обрести свободу… Но он не хотел убивать человека кому-то на потеху. Одно дело – мстить, и совсем другое – исполнять чью-то волю…
– Тварь!
Он пнул уголовника ногой и остановился. Будь что будет, а он умывает руки…
Примерно через полчаса дверь опять открылась. Снова появился Неверов.
– Оба живы? – недобро удивился он. – Ну, что ж, поступим по-другому…
Ждать пришлось недолго. Охранники привели Кристину. Щека распухшая, губа разбита, глаза воспаленные от слез и переживаний. Досталось ей от мужа, но жалость не шелохнулась в душе у Валентина.
– Убивать я тебя не буду, – сказал ей Неверов. – Но и жить с тобой тоже не буду. С кем-то из них двоих будешь жить. С кем, выбирай сама…
– Но я не хочу с ними, я хочу с тобой.
Кристина представляла собой жалкое зрелище. Она готова была ноги целовать мужу, лишь бы он ее простил. Валентин презрительно усмехнулся, глядя на нее.
– Нет, со мной ты уже не будешь… Выбирай из них двоих.
– Тогда никого! – с жалким пафосом воскликнула она.
– Ты не понимаешь, кто-то из этих должен умереть. На кого ты покажешь, тот будет жить, а другой умрет… Понимаю, это жестоко, но я так решил. А ты знаешь, я не меняю своих решений… У тебя одна минута, выбирай…
– Ну, пожалуйста, ну не надо, – ломая руки, захныкала Кристина.
– Если не надо, тогда они умрут оба. И ты вместе с ними, – Неверов так посмотрел на нее, что даже Валентину стало страшно. – Время идет.
Думала она недолго; с внутренним отторжением глянув на Лоскута, показала на Валентина.
– Губа не дура, – поморщился ее муж. – Я хоть и не голубой, как утверждают некоторые, но скажу, что этот посимпатичней… С ним хочешь жить? – обращаясь к ней, резко спросил.
– Я хочу с тобой! – лизнув его по-собачьи преданным взглядом, заверила Кристина.
Но Неверов лишь ухмыльнулся в ответ. И знаком велел ее увести.
Один охранник ушел с Кристиной, а другой бросил Валентину пистолет.
– Здесь всего один патрон, – сказал он, закрывая дверь.
Замок щелкнул еще до того, как Валентин взял в руки пистолет.
– Ты застрелись, лучше будет, – со злобой затравленного шакала посоветовал ему Лоскут.
И тем самым дал свежий повод покончить с ним. Но Валентин не хотел быть игрушкой в руках сумасшедшего бизнесмена.
– Заткнись, гнида!
– Ну, стреляй, чего ты ждешь? – заистерил уголовник.
– Я сказал, закрой пасть!
У Валентина уже начинали гудеть извилины – с таким напряжением думал он, как выйти ему из положения. Возможно, он что-нибудь придумал бы, но Лоскут совершил непоправимую ошибку. Он снова кинулся на него в надежде выбить из рук у него пистолет. Но Валентин интуитивно нажал на спусковой крючок, и пуля впилась в живую плоть.
– За меня отомстят, – в агонии глядя на него, затихающим голосом пробормотал смертельно раненный уголовник.
Страшно дернул ногой и затих.
– Да пошел ты! – беззлобно сказал Валентин и одним движением руки закрыл покойнику стекленеющие глаза.
Глава 11
Генерал Викентьев делал страшные глаза. И говорил такие же страшные вещи.
– Старые заслуги не в счет, подполковник! Нравится тебе это или нет, но это суровая проза нашей службы… Нашей службы, подполковник! Да, она опасна, да, она трудна, но мы обязаны ловить преступников! Мы и только мы! Никто за нас это делать не будет!..