Мне не больно
Шрифт:
Их подвели к высокому человеку в полушубке, одиноко стоявшему чуть в стороне. Человек курил, глядя куда-то в сторону. «Лазоревый» что-то тихо проговорил и отошел.
– Ну, забота еще, лапа медвежья! – Летчик неохотно обернулся, в сердцах бросив папиросу на бетон. – Ну, чего вам?
Голос показался знакомым. Михаил всмотрелся:
– Товарищ Артамонов?
– Ну я… – неуверенно прозвучало в ответ. Пилот шагнул поближе: – Михаил! Ты-то откуда? А кто это с тобой?
– Оттуда! – усмехнулся Ахилло. – А со мною ваш будущий пассажир.
С Артамоновым капитан познакомился несколько лет назад, но виделся редко не больше раза в год.
– А-а! Так вот ты, значит, где обретаешься! Я-то думал, ты актер – как Александр Аполлонович! Так чего случилось, лапа медвежья? Сигнал, что ль, был? Капнули на раба Божьего?
Ситуация выглядела двусмысленной, и Ахилло поспешил объясниться.
– Понял, – кивнул летчик. – Ну, машину тебе смотреть без надобности, бомб там нет… – Он засмеялся. – Вот, лапа медвежья, перестраховщики! Наркому скажи: довезу груз в целости и сохранности. Машина новая, пойдем на высоте десять тысяч…
– Как? – Капитану показалось, что он ослышался. Десять километров! В ответ – снова смех.
– А ты как думал? Пять моторов – видел? Четыре гребут, а пятый – воздух подает! Так что на погоду и на истребителей я чихать хотел. Сяду на промежуточную один раз, под Ташкентом, там прикрытие надежное…
Ташкент? Куда же дальше полетит Артамонов? В Средней Азии шуба не нужна. Где же там могут быть морозы?
– Но… ведь дальше горы, товарищ Артамонов! – Мысль пришла внезапно, очевидно, вспомнился рассказ Гонжабова.
– Местечко хреновое! – подтвердил пилот. – И горы, и постреливают, и погода – дрянь… Ничего, сяду! Там сейчас наши И-16 появились, прикроют, если что. Ну чего, объяснил вроде?
Ахилло поблагодарил, пожал крепкую лапищу летчика и отвел Гонжабова обратно к трапу. Там уже шла посадка, несколько человек в шубах и полушубках деловито поднимались к открытому люку.
– Домой летите, Гонжабов? – Капитан отстегнул наручники, высвобождая «подопечного». Бхот улыбнулся:
– Домой, домой, гражданин начальник! Ты умный, правильные вопросы задавал. А меня спросить не хочешь?
В голосе бхота звучала издевка, но Ахилло все же решился:
– Что вы там задумали в своем кубле, Гонжабов? Усмешка исчезла, узкие черные глаза сверкнули торжеством:
– Владыка уже пришел! Мы его слуги. Умирай спокойно, капитан, ты тоже послужил ему! Прощай!
Бхот сложил руки в поклоне и, отвернувшись, направился к трапу. Ахилло вспомнил: так же Гонжабов кланялся Семину, перед тем как вырвать ему сердце…
Наутро Ахилло не поехал в Теплый Стан, отговорившись, что сядет сочинять рапорт. Но бумага могла подождать, тем более что, о чем именно писать руководству Большого Дома, капитан не представлял.
Наверное, Ежов хотел, чтобы он разузнал побольше о Теплом Стане. Что ж, узнать за эти дни удалось немало. Пожалуй, это была самая удачная из всех операций, проведенных молодым контрразведчиком. Теперь капитан мог вполне связно объяснить, чем занимается одна из трех зон объекта, заодно сообщив много любопытного об источнике энергии, называемом «Голубой Свет», об «Объекте номер один» на Тибете, где эта энергия используется уже много лет. Ахилло мог даже уточнить, что два наиболее напряженных периода работы «Объекта» – это 30-й год, год Великого Перелома, и нынешний – год Великой Чистки. Очевидно, за первый из них будущий зэк Гонжабов получил свой орден. В будущем, похоже, предполагалось усилить излучение, для чего на окраине Столицы воздвигался ретранслятор. Нечто подобное будет строиться и в Крыму…
Итак, написать? Проявить бдительность, дабы Большой Дом разобрался с подозрительной деятельностью «Объекта номер один» в Теплом Стане, а заодно и наркомата госбезопасности? Сообщить? Стать героем?
Михаил достал лист бумаги и начал рисовать ровный красивый треугольник. Верхний угол – Столица, два нижних – бывший монастырь на Тибете и гора Чердаш в Крыму. Потом, подумав, изобразил в центре череп со скрещенными костями, словно сошедший с «Веселого Роджера»… Где-то работает на полную мощность установка, излучение неслышно накрывает страну, скоро оно будет еще сильнее, еще эффективнее… А гениальный Тернем уже монтирует что-то вообще небывалое, невозможное…
Изорванный листок полетел на пол. Сообщить? А зачем? Одно из двух: либо Ежов знает, и тогда суетиться нечего, – либо не знает, что куда менее вероятно. Ежов шел в последнее время третьим в списке вождей, а кое-где даже поднимался до второго места. Но даже если и не знает, что из этого? Знает Молотов, и, конечно, в курсе сам Великий Вождь. Смешно думать, что без его приказа поднимаются в воздух невиданные машины, способные летать на высоте десяти километров, И-16 прикрывают тибетские аэродромы и растет под самой Столицей сверхсекретный научный объект. Знает, конечно! А ежели сие знать товарищу Ежову не положено, то рапорт капитана Ахилло ничего не изменит. Нарком получит кое-какой материал для торга с «лазоревыми» конкурентами, не больше.
Никто не попытается проверить, сказал ли правду погибший Семин, никто не выслушает того, кого привезли с Тибета и бросили в «черный ворон», никто не остановит работ в Теплом Стане, чтобы для начала просто разобраться… Ахилло не был настолько наивен и не верил в доброго царя, окруженного подлыми боярами. «Малиновые», «лазоревые» – и для тех и для других жизнь миллионов людей, среди которых был и капитан Михаил Ахилло, стоила недорого. Так что же? Чума на оба ваши дома?
Михаил вдруг понял, что рассуждает как настоящий изменник, типичный враг трудового народа. А ведь он и был без пяти минут врагом! Быть может, ордер на его арест уже на столе наркома. Так что, пробиваться выше? Искать правды, защиты? У кого?
Подумалось, что без него отцу придется туго. Посоветовать уехать? Поздно, найдут… Разве что обратиться к Седому: пусть выручит старого актера, который никому в жизни не причинил зла…
Мысль показалась дикой. И вовсе не из-за самой возможности обращения к подполью. Работа контрразведки имела много «гитик», и такие контакты по разным причинам встречались сплошь и рядом. Но захочет ли подполье помогать отцу гончего пса, людолова, который недавно выслеживал беглецов, попивая теплое молочко? На месте Седого он не стал бы даже и разговаривать…