Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
— Кип? — Я ненавижу робость в своем голосе, ненавижу страх. Я никогда не позволяла моему отцу или Байрону видеть меня такой. С ними я всегда показывала свою сильнейшую сторону. Они могут причинить мне боль и унизить меня, но они никогда не увидят, как я плачу. Но с Кипом это кажется неизбежным. Он срывает мою храбрость, оставляя только надежду.
— Я не тот, кем ты меня считаешь.
* * *
Нет. Я хочу отмотать назад последние пять секунд и притвориться,
— Я не просто клиент, — говорит он, и мне очень хочется, чтобы это была ложь. Возможно, случайный парень в стриптиз-клубе — плохой вариант для отношений с любой другой. Но для меня это все, чего я могла хотеть. Я не думала о том, как мы сможем быть вместе после этой ночи или следующей. Но я надеялась.
И теперь он говорит мне что-то серьезное, что-то темное, своим настолько суровым голосом, что я знаю, что это должно быть плохо.
— Тогда кто ты? — произношу я только потому, что он ожидает моего вопроса. Я не хочу знать.
Кип качает головой, и именно по этому жесту я знаю, что он собирается рассказать мне правду. Кажется, хуже быть не может, потому что я не могу ответить.
Он поворачивается ко мне и поддевает пальцем прядь моих волос.
— Хани.
Я сглатываю, чувствуя стыд.
— Это не мое настоящее имя. Это ложь.
— Это то, кто ты для меня, — бормочет он, и в этом одном предложении я слышу все, кем я являюсь для него — кем-то, кого можно трахнуть, кем-то, кого можно защитить. Кем-то, о ком нужно позаботиться. Выражение на его лице не принадлежит человеку, который хочет убедить меня в чем-то. Его челюсти напряжены, глаза прищурены от сожаления. Он предпочел бы рассказать мне что угодно, лишь бы не правду.
Я помню, что Кенди сказала мне. Опасен. Да, он опасен. Нужно только взглянуть на него, чтобы понять это. Он — смертоносная энергия в кожаных сапогах. Он — сила природы на проклятом мотоцикле. Вопрос не в том, опасен ли он. Вопрос — опасен ли он для меня?
— Ты собираешься причинить мне боль?
— Нет, — говорит он абсолютно уверенно. Настолько уверенно, что это ударяет по мне. Конечно, я знаю, что он решил сделать именно это. — Я собираюсь помочь тебе выбраться из этого.
Подозрение скатывается по моему горлу кислотой.
— Помочь выбраться мне из чего?
Его лицо темнеет.
— Я знаю, от кого ты убегаешь.
— Что, прости? — Мой смех лишен уверенности. Я не хочу ему верить. — Все равно, я убегаю не от одного человека. Их целая армия.
— Тем более — говорит он. — Я солдат.
Дом в двух километрах к югу, сказал он, когда мы приехали сюда. Так бы сказал военный. Я представляю его с подстриженными волосами, чисто выбритой челюстью. Представляю его без кожаной куртки или мотоцикла, и вместо этого вижу его в форме. Он бы хорошо смотрелся.
Предполагаю, что он и выглядел так хорошо,
— Ты был военным?
— Служил в армии, — подтверждает он.
Вспоминаю чувство, в ту первую ночь, когда мне казалось, что в зале сидит полицейский. Человек с военной подготовкой. Именно такие люди, которых мой отец и Байрон нанимали в качестве силы.
Опасный вид.
Я делаю шаг назад.
— Ты полицейский?
— Нет, — мрачно говорит он. — У меня есть другие вещи, связанные с Байроном, но не это.
Имя мужчины, слетевшее с его уст, ударяет по мне как пощечина. Теперь оно становится реальностью.
Я пялюсь на него. Человек с военной подготовкой, который появляется в клубе. Первое, что он делает, это просит меня. Частный танец. Он не просто смотрит или трахает. Он хочет поговорить. Хочет узнать меня. Я думала, что это мило, но все оказалось ложью. Как и мое имя.
Как и вся моя долбаная жизнь.
Я делаю еще один шаг назад. Снова убегаю, но в замедленном движении. Часть меня не хочет уходить. Я помню, что Блу сказал о нем — игра на выживание.
— Ты... кто? Охотник за головами? Наемник?
— Что-то вроде того.
Отправленный, чтобы найти меня и схватить. Выследить, как животное.
— Вот почему ты встал перед Иваном? Ты не хотел, чтобы кто-то получил твой приз?
— Нет, — в его глазах блестит мучение.
— Скажи, что ты не трахнул меня, чтобы подобраться ближе. — В горле дерет. По всему телу прокатывается боль. — Скажи мне, что я ошибаюсь.
— Ты не ошибаешься, — говорит он все таким же хриплым голосом.
Боже. Я чувствую порыв наброситься на него, оттолкнуть его. Как он подобрался так близко?
— Это то, что ты всегда делаешь? — Мой голос тонкий, словно хлыст. Я собираю всю силу в своем теле, каким бы маленьким оно ни было. — Ты каждую девушку трахаешь, прежде чем наебать ее? Может, если подаришь им достаточно хороший оргазм, они с большей вероятностью пойдут с тобой, когда настанет время тащить их обратно?
— Меня никогда прежде не отправляли за женщиной. Прежде мне не доводилось делать подобного.
— Тогда почему пошел в этот раз?
Кип не отвечает. Его глаза прищурены, губы сжаты.
— Почему я? — Теперь я кричу в истерике. — Как мне так повезло?
— Из-за Байрона, — грубо говорит он. — Я знал, что он охотился за тобой. И я должен был убедиться сам. Я должен был... Не ради какого-то сраного вознаграждения. Он мой брат. Вот, блядь, почему.
Мое сердце вырывается из груди. Не орган, а истинный дикарь. Нет.
Конечно. Мать Кипа, неизлечимый романтик, любитель поэзии. Она назвала одного сына в честь лорда Байрона, а второго — в честь Рэдьярда Киплинга. Один причинил мне боль и оскорбил. Второй помогал мне.