Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
Тротуар пуст. Все тихо и спокойно.
Рукой прохожусь по статуе Мадонны, и она пошатывается на подоконнике. Она светлая, пустая. Изготовлена из пластика. Я не уверена, кто купил бы такую статую в качестве религиозного символа, ведь это слишком непочтительно, но именно этим она для нас и является — символом.
Она смотрит на нас: мать, держащая ребенка. Она защищает нас. До сих пор это работало.
Я прикасаюсь кончиком пальца к ее голове. Еще немного. Как только я получу доказательства против моего отца, я могу использовать
Нам больше не понадобится защита Мадонны с перегоревшей лампочкой внутри.
* * *
Мой отец — потомок одной из первых ведущих семей в Лас-Вегасе. Из-за нашего генеалогического древа и политики криминального мира, он не играл важной роли в более крупной организации. Но его все еще уважали. Его все еще боялись.
Он рассказывал мне истории на ночь о delitto d'onore. Почетных убийствах. О мужчинах, которые не уважали свои семьи и которых нужно было устранить. Я не понимала, пока позже не осознала, что такое delitto d’onore стало причиной, по которой он убил мою мать. Не понимала, пока позже не осознала, что поэтому он может убить и меня… если найдет.
Может быть, однажды я пойму, какая честь действительно имеется в виду, потому что я не могу быть такой, как он. Не могу отдать Клару одному из друзей Байрона. Не могу допустить, чтобы ее продали монстру — все во имя семейной чести.
Как и случилось со мной.
Я покончила с честью. Я готова быть плохой. Нарушать правила не только за деньги. Вот только, конечно, человек, с которым я хочу нарушать их, не возвращается в течение пяти ночей. Пяти долгих ночей, на протяжении которых я танцевала в задымленной комнате и избегала лапающих рук. Девушки понимают, что со мной что-то происходит.
— А я говорила не встречаться с ним, — говорит Лола.
Я не поднимаю головы, пока натягиваю спортивные штаны и майку. Я голая под ними, но ощущения от мягкого флиса — словно облегчение после резких движений, и даже более резких огней на сцене.
— Кто сказал, что я встречалась?
— На тебе лица нет. Дай угадаю. Он купил тебе обед, ты ему отсосала, а потом он не позвонил.
Настолько близко к истине, что я не могу опровергнуть ее. Но это не вся правда. То, что он, кажется, хочет больше, чем просто секса, не берется во внимание. Как и то, что я не могу дать ему это.
— Это не имеет значения, — говорю я. — Все кончено.
Лола закатывает глаза.
— Конечно, все кончено. Мы не те девочки, которых они забирают домой познакомить с мамой. Мы не те, кого они удерживают рядом.
Я содрогаюсь. Я была девушкой, которую удерживали. Если мне повезет, мне не придется возвращаться.
— Возможно, это я не позвонила. Не только мужчины хотят секса без привязанности.
Она смеется.
— О, милая, ты так запуталась, что никогда не выберешься.
Мое сердце сжимается, потому что она права. Я сбегаю и сбегаю, пытаясь оставаться
Ты никогда не выберешься.
В горле образуется комок. Я не могу говорить, даже если бы знала, что сказать.
Лола меняется в лице.
— Дерьмо. Я не хотела….
— Не волнуйся об этом, — с грустью отвечаю я и проталкиваюсь мимо неё прежде, чем она сможет остановить меня.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующий день я вхожу в раздевалку, тут же понимая, что у меня крупные проблемы. Комната пуста. Ни Кенди, ни Лолы, ни других девушек. Только Иван, сидящий на моем табурете.
Он ждет меня.
Я вижу это по напряженности его тела, и, несмотря на его обычную позу, он не сводит с меня глаз. Мужчина выглядит огромным на этом стуле, огромным рядом со столиком, который я использую. Это напоминание о том, сколько у него власти — я говорю не только о физической силе — и я предполагаю, что он планировал это.
— Хонор.
Я вздрагиваю, даже не знаю, почему. Здесь больше никого нет, но больно слышать, как он произносит мое настоящее имя. Я на самом деле не Хани — это просто фасад. Но я и не Хонор. Не девушка, которая жила ранее в запертом доме. Я — некто другой, некто без имени.
— Что-то не так?
— Видимо, да, — он делает паузу, наблюдая за мной, как будто хочет, чтобы я призналась.
— Ты что-то нашел о моей матери?
— Не уверен, почему ты ожидаешь, что я сдержу свою часть соглашения, если ты не сдерживаешь свою.
Страх сковывает мою грудь.
— Я танцую для тебя. Это было нашим соглашением.
— И как одна из моих танцовщиц, ты делаешь то, что я тебе говорю. Поэтому, если я говорю тебе держаться подальше от Кипа, ты держишься подальше.
Я вздрагиваю.
— Как ты…
— Это имеет значение? В конечном счете, я узнаю обо всем, что происходит в этом клубе. И ты проводила с ним слишком много времени, чтобы он остался незамеченным. Приватные танцы — это одно. Но вне клуба? Ты сознательно ослушалась меня.
Я прикусываю губу, чтобы не дать вырваться всем извинениям и мольбам, которые рвутся с языка. Я прожила свою жизнь под властной мужской рукой. Я знаю, что значит молить и бороться за крупицу свободы. Но я ушла, чтобы забыть об этом. Тяжело быть использованной каждым человеком, которого я встречаю, угождать их желаниям, чтобы заработать немного больше времени. Иногда я чувствую, что покупаю свободу за свободу, накапливаю долг за долгом, пока я не буду обязана всему миру просто умереть.
Но у него есть что-то, что я хочу. Что-то, что мне нужно. Информация.