Мне нравится твоя ложь
Шрифт:
Кажется, он это понимает. Кип кивает и прячет его обратно в пиджак.
— Если передумаешь...
Я смотрю на него одновременно со смущением и восторгом. Насколько же странные подарки он мне приносит. Сначала электрошокер. Теперь пистолет. Оба настолько жестоки. Я ненавижу насилие, но они воплощают собой защиту, а она мне нужна.
Этот мужчина — как кошка, приносит мне мертвую мышь в подарок. И тревожно… и мило
— Хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает он.
Я должна ответить ему «да». Должна сказать ему уйти.
—
Боже, я слишком глубоко увязла. Сколько времени прошло с тех пор, как меня влекло к человеку? Не уверена, что такое когда-либо случалось. Я влюблялась в телохранителя, но это было, когда я была девочкой, несмотря на взрослые вещи, что он делал со мной. Едва ли было время или возможность посмотреть на других мужчин, прежде чем я была помолвлена с Байроном. И теперь я так глубоко увязла во влечении к этому человеку, к Кипу, что не знаю, как отступить.
Кип слабо улыбается.
— Тогда я останусь.
Я, прищурившись, смотрю на него с игривостью и подозрением.
— Теперь, когда я здесь с тобой, что ты собираешься со мной делать?
Его улыбка обещает мне всевозможные предложения.
— Зависит от…
— От чего?
— Того, что тебе нравится.
О, а он хорош. Во мне загорается маленькая искра удовольствия. Это может быть простым ответом, который он дает всем девушкам, но это работает. Мысль о том, что Кип заботится, более соблазнительна, чем его шарм, или его мышцы, или сапоги. Я танцую каждый день, пытаясь угодить людям, которых даже не знаю. И вот он — пытается угодить мне.
— Мне нравится танцевать.
— Я бы хотел это увидеть.
— Тогда почему бы тебе не войти в клуб?
— Не так. Я бы хотел, чтобы ты танцевала так, как тебе по душе.
Не уверена, возможно ли это. Если я знаю, что он там, я буду танцевать для него. Я слишком хорошо натренирована — Байроном, моим отцом. Я танцую даже для Клары. С другими людьми нет раскрепощения. Только в одиночестве.
— Никаких танцев, — говорю я, чувствуя странное разочарование.
— Тогда давай приляжем, — мягко говорит он. Может быть, он знает, как тяжело мне сближаться. Может быть, ему тоже тяжело. — Мы можем посмотреть на звезды и позволить им танцевать за нас.
Мое сердце сжимается от чего-то, напоминающего тоску.
Он еще даже не ушел, а я уже скучаю по нему. В последнее время ко мне проявляли так мало заботы. Если вообще когда-либо проявляли. И вот он — тайный арсенал добродетели. Игра на выживание. Я помню, что о нем сказал Блу. Даже Иван предупреждал меня.
Кип стоит там, выглядя грубым и пугающим, словно разрушит весь мир за то, что тот посмотрел на него искоса. На его костяшках есть шрамы, которые говорят, что он пытался. Его сломанный когда-то нос, свидетельствует, что он проиграл. Но, несмотря на все это насилие, он прикасается ко мне с желанием.
У него уже есть мое тело, купленное и использованное. Но он хочет
Он хочет меня.
***
Мой отец любил мою мать. Я была молода, когда она умерла — когда он убил ее — но я так много помню.
Помню, как он боготворил ее, давая ей все, что она просила, и многое другое. Помню, как она смеялась и говорила ему, чтобы он не баловал ее. Я выбиралась из своей комнаты, когда они закатывали вечеринки. Даже в толпе людей, одетых в дорогие наряды и смокинги, их было легко заметить. На ее лице всегда была улыбка, а он всегда смотрел лишь на нее. Они танцевали посреди комнаты, затмевая всех остальных.
И вот однажды мой отец подошел ко мне с красными, опухшими от слез глазами, с голосом, отягощенным скорбью, готовый сказать мне, что она умерла. Кажется, я знала, что он это сделал. Об этом мне поведало отсутствие мести. Если бы кто-то другой застрелил ее, отец уничтожил бы весь город, лишь бы отомстить за нее, но вместо этого всего лишь провел небольшую погребальную церемонию с закрытым гробом под дождем. Мне хотелось, чтобы этот гроб оказался пуст. Но на самом ли деле было лучше верить в то, что она бросила меня?
Возможно, именно поэтому я спала с моим телохранителем. Это был способ оказаться ближе к моей матери, быть похожей на нее спустя годы после ее ухода. Конечно, тогда я не понимала, что двадцатиоднолетний мужчина, интересующийся четырнадцатилетней девочкой, это плохо. Не думаю, что он хотя бы заботился о моем теле. Он был наркоманом, а я была его дозой. Трахать дочь босса — было еще одним риском. Мужчины, которым платил мой отец, не имели настоящих резюме или планов на пенсию.
Они никогда до нее не доживали.
На крыше стрип-клуба мы находимся в тысячах миль от этого мира. Вдали от смокингов и бальных платьев. От любви, ревности и мести.
Есть только человек, который хочет трахнуть меня, прикоснуться ко мне, заставить меня объезжать его сапог.
Человек, который заплатит за это право.
В стенах клуба он платит наличными. На крыше он платит подаренным оружием и неожиданной мягкостью. Платит задумчивостью, но это все равно валюта. И поэтому я позволяю себе расслабиться. Он откладывает пистолет и разворачивает свою куртку, как одеяло. Затем я устраиваюсь, положив голову на его руку и глядя вверх.
— Как долго ты здесь живешь? — спрашиваю я.
Я не собиралась задавать вопрос, но он все равно сорвался с уст. Мы не должны сближаться. Трахаться, сосать, но не задавать вопросов и не искать ответов.
— Не долго, — говорит он, глядя в небо. — Я не остаюсь подолгу на одном месте.
— Звучит неплохо, — бормочу я. Не пустив корни, не придется их вырывать.
— Иногда… В некоторых случаях я задаюсь вопросом, как бы это было — иметь все, что мне нужно, прямо у меня под рукой. Еду, кровать. Секс.