Много шума из косметички
Шрифт:
Вера догадывалась, что Федор прячет у себя в подвале товары, украденные из вагонов, но не лезла в его дела. Приезжал Костик на грузовике, и еще один мужик с микроавтобусом. Костик иногда посматривал на нее и все балагурил. Водитель микроавтобуса, наоборот, глядел как на пустое место.
Вере было все равно, чем они занимаются.
Но теперь она подумала, что за этот ужасный год заслужила хоть какую-то компенсацию, и забрала из пакета несколько плотных пачек. Потом подумала и оставила две. Пачки были перетянуты резинкой, в каждой – по сто тысяч.
Теперь хоть с деньгами у нее не будет проблем.
Вера вытащила из одной пачки несколько новеньких шуршащих бумажек – на дорогу, остальные деньги аккуратно увязала в цветастый ситцевый платок и подколола английской булавкой изнутри к подкладке платья.
Платье было жуткое – вылинявшее и застиранное едва ли не до дыр. У нее вся одежда была такая, да и то не своя.
Напоследок заглянула в комнату.
Федор спал, повалившись лицом на стол, время от времени тяжело всхрапывая. Даже этот храп был злым и мрачным. Вера увидела его мясистый затылок, красную шею, торчащую из ворота выгоревшей рубахи, и передернулась от неприязни.
Целый год она прожила с ним!
Этот год нужно засчитывать за два или даже за три, как на войне, так что она сполна отбыла срок за убийство…
За убийство, которого не совершала.
Прежде чем уйти, взглянула на свое отражение в мутном треснутом зеркале.
Она давно уже не смотрелась в зеркало, чтобы не расстраиваться, и сейчас едва узнала себя в этой измученной деревенской бабе средних лет с выгоревшими на солнце, неровно постриженными и плохо вымытыми волосами, в старомодном ситцевом платье и бесформенной старушечьей кофте с вытянутыми рукавами.
Кто поверит, что ей еще нет тридцати?
Кто поверит, что всего год назад она работала в крупном, известном банке, общалась с успешными, обеспеченными людьми, носила одежду приличных фирм, посещала дорогие рестораны?
Она и сама в это уже не верила. Это было в другой жизни, это было с другим человеком, от которого теперь осталась только выгоревшая оболочка да еще имя – Вера…
Вера последний раз оглянулась на Федора и вышла из дома.
Да можно ли называть домом эту жалкую хибарку, притулившуюся неподалеку от железнодорожного переезда?
Она взглянула в сторону железной дороги и поняла, что туда ей путь заказан. Очнувшись, Федор в первую очередь бросится к дяде Паше, узнает, не подвозил ли он ее до города, поговорит со стрелочниками и путевыми обходчиками. Значит, нужно идти в другую сторону, как можно дальше от железки…
За последний год Вера привыкла проходить пешком большие расстояния, и сейчас она легко отмахала пять с половиной километров до шоссе, по которому проходили междугородные автобусы. Там она устроилась в тени под бетонным козырьком остановки и дождалась автобуса на Петербург.
Водитель, которому она сунула одну из новеньких хрустящих купюр из тайника Федора, посмотрел с подозрением, но ничего не сказал, отсчитал сдачу. Вера пристроилась на свободное место в самом хвосте автобуса, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.
Заснуть ей, конечно, не удалось.
Перед внутренним взором пробегали те события, которые год назад привели ее в домик на переезде.
Вера работала в кредитном отделе крупного банка, занималась кредитованием юридических лиц. Лидия Костромина была ее непосредственной начальницей. Характер у начальницы был довольно стервозный, но до последнего времени с Верой у нее отношения были ровные.
Изменилось все примерно за полгода до того дня. Лидия стала по каждому незначительному поводу вязаться к Вере, постоянно выставляла ее в невыгодном свете перед банковским начальством. По несколько раз проверяла каждый подготовленный ею документ и раздувала любую незначительную ошибку.
Вера не понимала причины такого отношения, но ей оставалось только работать вдвое внимательнее и как можно тщательнее проверять каждую бумагу.
Все это сказалось на ее нервах. Вера стала беспокойной и раздражительной, плохо спала, иногда кричала во сне.
Кирилл забеспокоился, предложил ей какие-то легкие таблетки, но они ничуть не помогали Вере. Ее состояние с каждым днем ухудшалось, вскоре начались головокружения и кратковременные провалы памяти…
Внезапно Вера почувствовала какое-то осторожное прикосновение, открыла глаза.
Рядом с ней сидел загорелый мужик лет сорока в надвинутой на глаза кепке. Видимо, от качки он придвинулся вплотную к Вере и уронил руку ей на колено.
– Дядя, за руками следи! – проговорила Вера недовольно, сбросила его руку.
– Ой, тетя, больно ты мне нужна! – фыркнул тот и крикнул водителю через весь автобус: – Около Запечья остановись! – Потом снова повернулся к Вере, сдвинул изжеванный окурок в угол рта и процедил: – Тоже мне, королева красоты отыскалась! Кому ты нужна, корова деревенская? Ты еще радоваться должна, ежели тебя мужчина пощупал, хоть бы и по ошибке!
Вера хотела ответить ему резко, неприязненно – но настроя не было, и она смолчала, проглотила обиду.
Автобус затормозил.
Мужик в кепке неторопливо поднялся, вразвалку прошел по проходу на коротких кривых ногах, спрыгнул на асфальт и тут же скрылся за поворотом.
Автобус тронулся.
Вера машинально проверила карман и с грустью убедилась, что кошелек пропал.
Так что этот наглый тип зря времени не терял…
Впрочем, на фоне всех прочих несчастий потеря кошелька показалась ей мелочью. Тем более что она сообразила большую часть денег спрятать за подкладку.
Вера на всякий случай оглядела остальных соседей.
Справа сидела толстая старуха с корзиной клубники на коленях, слева – монахиня в плотной черной накидке.
Успокоившись, Вера снова прикрыла глаза и погрузилась в воспоминания.