Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.
Шрифт:
Когда сознание вернулось к нему, он обнаружил, что кругом темно, а он лежит, ограниченный стенками движущегося предмета. Запах бензина и теснота подсказали ему, что он находится в багажнике автомобиля. Руки его были связаны за спиной, ноги — в лодыжках, а рот заклеен липкой лентой.
От жары он потел, но воздуха в багажнике хватало. Машина ехала по какому-то склону и остановилась. Двигатель заглох, взвизгнули дверцы, машина приподнялась на рессорах, когда пассажиры вышли из нее, а затем откинулась крышка багажника. Четверо, одним из них оказался светловолосый юноша, выстреливший в Кикаху из газового пистолета, смотрели на него.
Они вытащили его из багажника и вынесли из гаража, дверь которого закрыли. Выход вел прямо в коридор дома, в большую комнату с роскошной мебелью и ковром, закрывавшим пол. Следующий коридор заканчивался просторным залом с очень высоким потолком, громадной хрустальной люстрой, черно-белым паркетным полом, тяжелой мебелью и картинами, походившими на произведения старых мастеров.
Здесь его опустили в большое кресло с высокой спинкой и развязали ноги. Затем один из принесших его людей велел ему встать. Человек позади него ткнул в спину чем-то твердым и острым, Кикаха пошел за людьми через дверной проем, расположенный под большой лестницей. Пролет из двенадцати ступенек привел их в скудно меблированную комнату. В одном ее конце находилась большая массивная железная дверь, которая вела, насколько он понимал, в тюремную камеру. Так оно и оказалось, хотя тюрьма была довольно комфортабельной. Руки его развязали, ленту со рта содрали.
Кольцо-лучемет сняли, а из кармана рубахи вытащили ручку-лучемет. Пока рослый следил за ним, остальные раздели его донага, срезая рубашку и нижнее белье. Затем они обследовали тело в поисках оружия, но ничего не нашли.
Он не оказывал сопротивления. Это было бесполезно. Рослый и еще один держали его под прицелом пистолетов. После проверки один из них замкнул кандалы у него на лодыжках. Они соединились цепью, прикрепленной одним концом к кольцу в стене. Цепь оказалась очень тонкой и весила немного. Она была достаточно длинна, чтобы передвигаться по помещению в любом направлении.
Увидев, что Кикаха разглядывает цепь, рослый улыбнулся и сказал:
— Она тоньше, чем паутина, друг мой, и крепка, как цепь, державшая Фенрира.
— Я Локи, а не Фенрир, — отозвался Кикаха, одарив собеседника злобной улыбкой.
Он знал, что рослый полагал, будто он не поймет упоминания об огромном волке скандинавской мифологии, и что ему следует притворяться невежественным. Чем меньшее уважение к тебе испытывает тюремщик, тем больше у тебя шансов сбежать. Но удержаться не смог.
Рослый поднял брови и сказал:
— Ах, так. Ты помнишь, что случилось с Локи?
— Я Локи, — ответил Кикаха, но решил, что разговор зашел слишком далеко, и замолк, ожидая, когда другой скажет ему, кто он и что намерен делать.
Теперь этот человек выглядел совсем не так молодо, словно ему где-то за тридцать. Голос у него звучал тяжело, гладко и очень властно. Глаза его были прекрасными: большие, лиственно-зеленые, с густыми ресницами. Лицо казалось Кикахе знакомым, хотя он был уверен, что никогда прежде не видел его.
Рослый подал знак, и все остальные покинули помещение. Он закрыл дверь за ними, потом присел на край стола. Стол, как и прочие предметы мебели, был привинчен к полу. Некоторое время человек сидел, покачивая ногой и держа на коленях пистолет, который выглядел как обычное оружие. Он не был похож ни на газовый пистолет, ни на замаскированный лучемет. Кикаха никак не мог определить, что это такое. Он уселся в кресло и ждал. Правда, это позволило рослому смотреть на него сверху вниз, но Кикаха плевал, коли тот думает, что имеет психологическое преимущество, если смотрит сверху.
Несколько минут рослый неотрывно глядел ему в глаза. Кикаха отвечал таким же взглядом, потихоньку насвистывая.
— Какое-то время я за тобой следил, — произнес вдруг рослый. — Я все еще не знаю, кто ты такой. Позволь мне представиться. Я — Рыжий Орк.
Кикаха застыл в кресле и моргнул.
Рослый поинтересовался:
— А за кого ты меня принял?
— За Властелина, который застрял в этой вселенной и ищет выхода из нее, — ответил Кикаха. — Значит, есть два Рыжих Орка.
Рослый несколько растерял торжество:
— Нет, есть только один! А тот, другой, — самозванец! Лишь на мгновение я проявил беззаботность! Но я скрылся, сохранив жизнь, а вскоре убью его и верну все!
— А кто тот, другой? Я подумал... но впрочем, он никогда не называл себя... он просто позволил мне думать...
— Что он — Рыжий Орк? Так я и думал! Но его зовут Уртона. Он был некоторое время Властелином Меняющегося Мира. А потом эта чертова стерва — демонесса Вала, моя племянница, — выгнала его из этого мира, и он бежал сюда, в мой мир. Я не знал, кто это, хотя мне и было известно, что какой-то Властелин прошел через врата в Европе. Я поохотился на него, не нашел, а потом забыл. Это произошло тысячу лет назад. Я счел, что он выбрался через какие-то неизвестные мне врата или же убит. Но он затаился и все это время искал меня. И, наконец, всего десять лет назад, нашел меня, изучил мою крепость, мою защиту, проследил распорядок дня, а потом нанес удар!
Я сделался беззаботным, но сумел спастись, хотя все мои телохранители погибли. И он взял командование на себя. Для него это было просто, потому что он пробрался в центр управления, а там не было никого, кто бы мог помешать ему. Да и как там мог оказаться кто-то, способный сказать ему нет? Я слишком хорошо спрятал свое лицо. Всякий в центре управления мог отдавать приказы, дергать за ниточки, и ему повиновались, поскольку даже земляшки, стоявшие к нему ближе всех, не знали ни его настоящего имени, ни настоящего лица.
А я не мог пойти к исполнявшим приказы людям и сказать: «Вот я, ваш истинный Властелин! Повинуйтесь мне и убейте дурака, отдававшего вам приказы!» Меня сразу бы пристрелили, потому что Уртона описал меня слугам, и они посчитали бы, что я враг их вождя. Поэтому я ушел в подполье, точно так же, как раньше Уртона. Но когда я нанесу удар, я не промахнусь! Я снова окажусь в центре власти!
Наступило молчание. Орк, казалось, ожидал каких-то комментариев. Наверное, он ожидал похвал, трепета или ужаса.